Луи Буссенар - Капитан Сорвиголова
Современная «пулька», как, по свойственной ему склонности к деликатному обращению, называл ее доктор Тромп, и на этот раз оказалась «гуманной». Выздоровление Жана Грандье шло с поразительной быстротой. Этому немало способствовали, кроме неустанного внимания врача и ухода преданного Фанфана, крепкий организм и присущая нашему герою неугасимая жажда жизни. Не обошлось, конечно, и без асептики[108].
— Видите ли, дорогой мой, — внушал своему пациенту медик, — без асептики нет и не может быть настоящей хирургии. Вас здорово поддели… Случись это лет двадцать назад, вы через два-три дня умерли бы от такой раны. А теперь от этого не умирают. Я хотел бы даже заполучить вас с обоими пробитыми легкими, насквозь пробуравленной печенкой и пусть даже с дыркой в желудке…
— О, вы слишком добры ко мне, доктор! — стараясь сохранить серьезность, отвечал Сорвиголова. — Благодарю вас и в следующий раз непременно постараюсь устроить так, чтобы меня привезли к вам изрешеченным, как шумовка.
— И увидите тогда, что процесс выздоровления не станет от этого ни более длительным, ни более трудным.
— Итак, доктор, до следующего раза!
Этот разговор происходил спустя восемь дней после ранения Жана.
Фанфан, отмытый добела, покидал своего друга только для того, чтобы побегать по лагерю и собрать для него свежие новости.
Под Ледисмитом продолжали драться. На фронт то и дело отправлялись партии подлечившихся раненых. С нетерпением ожидал своей очереди и Сорвиголова.
В конце второй недели он уже отлично ходил, проявлял волчий аппетит и во что бы то ни стало хотел вернуться в строй. Однако доктор Тромп настоял, чтобы Жан пробыл в госпитале еще неделю. И все эти дни Сорвиголова сгорал от нетерпения ринуться в битву.
Битва действительно произошла. Жестокая битва! Она прославилась бесстрашным наступлением буров и вошла в историю под названием «сражение на Спионскопе»[109].
«Коп» — это на языке буров более или менее крутой холм, подъем на который не представляет, однако, больших трудностей. Полевые укрепления, траншеи, нагромождения скал и засеки превращали один из «копов», Спионскоп, в важный оборонительный пункт, возвышавшийся над долиной Вентера, левого притока Тугелы, и повернутый к английским позициям тремя валами или, вернее, тремя контрэскарпами[110].
Англичане сильно преувеличивали стратегическое значение Спионскопа, буры же недооценивали его, — возможно, потому, что в их руках были высоты, господствовавшие над этим холмом. Но, какова бы ни была причина, бюргеры плохо охраняли свои позиции на Спионскопе. Настолько плохо, что однажды ночью англичанам удалось выбить оттуда весь бурский гарнизон, состоявший из ста пятидесяти человек. А заняв холм, они затрубили победу, искренне убежденные, что овладели ключом от Ледисмита. Телеграф немедленно разнес эту весть по всей Европе, а падкая до сенсаций британская печать преувеличила и раздула ее до размеров события огромной важности. Словом, известие о взятии бурских позиций на Спионскопе вызвало в Англии один из тех взрывов энтузиазма, которые превращают великую нацию в посмешище всего мира. Ведь, по существу, то была простая военная операция, стычка на аванпостах, хотя в результате ее, как это часто бывает на войне, вскоре завязалось действительно большое сражение. И на другой же день англичанам пришлось запеть совсем иную песню.
Жубер понял, какой стратегический и моральный ущерб нанесла бурам эта потеря, и приказал молодому, тридцатипятилетнему генералу Луису Бота[111], по праву слывшему выдающимся полководцем, во что бы то ни стало отобрать у англичан позиции на Спионскопе.
Бота — энергичный человек, прекрасный знаток маневренной войны, умевший быстро принимать решение и неуклонно претворять его в жизнь, уже четыре дня успешно бился под Колензо, где его противником выступал генерал Уоррен[112].
Сорвиголова еще накануне сражения вступил в отряд генерала Бота, которому горячо рекомендовал нашего героя сам Жубер. В виде единственной награды за свой подвиг командир молокососов выпросил у старого генерала позволение идти в бой в первых рядах. И, вспомнив о происхождении Жана Грандье, тот произнес, пожимая ему руку:
— Я тем более горжусь таким храбрым и преданным нашему делу солдатом, как вы, что и в моих жилах течет французская кровь.
Бота тепло встретил отважного посланца Кронье и доверил ему командование небольшим отрядом в составе авангарда, которому предстояло действовать в ближайшую же ночь.
Авангард насчитывал триста пятьдесят буров, набранных во всех частях из числа самых выносливых и ловких. Молокососы, рассеянные теперь по всем фронтам, были представлены в нем Жаном Грандье и Фанфаном.
Это было отборное подразделение. Опираясь на него, Бота впервые в военной практике буров решился на обходный маневр. Речь шла ни больше ни меньше как о том, чтобы взобраться ночью на один из трех валов Спионскопа и на рассвете ударить по первой английской траншее. Дерзкий замысел, который именно благодаря своему безрассудству должен был увенчаться успехом, — однако какою ценой! Никто из бойцов не сомневался в своей участи, но с тем большим мужеством шли они на приступ.
Авангард поддерживали пятьсот человек, сосредоточенных у подножия второго вала, и столько же — у третьего.
Сорвиголова и Фанфан, отлично знакомые с этой местностью, которую успели изучить, когда молокососы действовали тут в качестве разведчиков, выступили со своим отрядом в полночь.
Оставив лошадей у подножия первого вала, буры стали карабкаться вверх. Положение их было ужасно. Под ногами — пропасть, наверху — траншеи англичан, откуда в любой момент мог обрушиться шквальный огонь, а еще повыше, слева от траншей, — английская артиллерия. Взбирались медленно. Затаив дыхание, избегая малейшего шороха, бойцы с ловкостью кошек цеплялись за каждый выступ.
Это опасное и утомительное восхождение длилось три с половиной часа. На рассвете передовые английские караулы подняли тревогу.
Измученные и задыхавшиеся от усталости буры сгрудились за выступом земли, чтобы передохнуть, прежде чем ринуться на штурм оборонительной линии.
Отличительная черта этой операции — наступление, и притом один из труднейших его видов — ночная атака. Ни громких команд, ни криков «ура», ни театральных эффектов. Только винтовки с полными магазинами, примкнутые штыки да пронзительный свисток, означающий «Вперед!».
О, какие же храбрецы! Какой стремительный порыв! Откуда такая горячность у этих бесспорно отважных, но обычно спокойных буров, характеру которых противно всякое бравирование опасностью!
