Красавчик Саша - Курганов Ефим
Меха, бриллианты, автомобили, даже белье и детскую одежду у меня забрали почти сразу же после похорон, забрали к в великой радости всех граждан Французской республики, а вот любовь Саши и сейчас со мною, и ей совершенно ничто не угрожает.
25 декабря 1974 года
г. Нью-Йорк
С трудом решаюсь предать бумаге заветные мои мысли. А вслух и на людях я вообще не могу говорить о моем родном Алексе.
Я знаю, что Клод пишет — и давненько уже — книгу о своем горячо обожаемом отце. Совсем не уверена, что имеет смысл это делать. Не по-донкихотски ли это? Мир ведь уже имеет свое строго определенное мнение об Александре Стависском и вряд ли его изменит. Клод — романтик, как и его бедный отец; он думает, что способен кого-то переубедить.
Но ничего этого Клоду я говорить не стану: пусть поступает, как считает нужным. Если он полагает, что в его силах защитить любимого нашего Алекса, пусть делает это.
Именно любовь к отцу и то, что он защищает его до сих пор, как раз и помогает бедняжке Клоду выстоять. Мальчик мой в конце концов выдержал свалившуюся на него страшную, немыслимую ношу. Но когда я думаю о его степени преданности отцу, меня каждый раз душат слезы. Саша имеет все основания, и даже более того, гордиться нашим бедным Клодом.
Но вместе с тем я остаюсь при твердом своем убеждении: мир не захотел понять и принять выдающихся ума и благородства Александра Стависского; мир ухватился за версию, в которой действия этого человека грубо и пошло опорочены, сведены к тому примитиву, который понятен тупому и завистливому обывателю.
Я не стану переделывать мир — это просто не в моих силах, а удовлетворюсь тем, что чистый облик Алекса навсегда запечатлен в моем сердце. Но Клода осуждать ни в коей мере не буду: я понимаю его. Путь, который он избрал для себя, — единственно верный.
Часть третья
Мемуары парфюмера
(1934)
(Фрагмент)
Предисловие публикаторов
Жозефа-Мари-Франсуа Коти (1874–1934) называли «императором запахов», а еще чаще — «Наполеоном парфюмерии». Это он придумал «Шипр», «Розу Жакмино» и еще целое созвездие духов, завоевавших нашу планету.
Благодаря своему уникальному носу (говорят, что он мог различить до четырех тысяч ароматов), а главное, прежде всего благодаря своему поразительнейшему по изворотливости уму, Коти составил себе исключительно огромное состояние и стал самым настоящим парфюмерным королем.
Однако занимался он отнюдь не только парфюмерией. Многие полагали тогда, что он явно собирался примерить на себя императорскую корону родича своего Наполеона Бонапарта и помышлял по крайней мере о власти над всею Францией. Во всяком случае, «Наполеон парфюмерии» стоял за кулисами многих политических событий и не раз бывал даже их главным режиссером. В частности, это именно он явился одним из главных устроителей правой революции 1934 года. Видимо, по этой причине Франсуа Коти называли еще и «Наполеоном Четвертым».
Франсуа Коти был корсиканец из города Аяччо. Он вел свой род от Изабеллы Бонапарт, двоюродной сестры Наполеона, и с детских лет слышал от воспитывавшей его бабушки семейные предания о корсиканце, ставшем императором Франции.
Да и внешне, сказывают, они были похожи: маленький Коти обладал большим упругим животом и длинным хищным носом.
Именно мечта о лаврах Наполеона, видимо, и привела Франсуа Коти в политику. Он содержал на свои средства лигу «Огненные кресты» и самолично готовил путч 1934 года, о чем сам и поведал в своих «Последних записках», во многих отношениях исповедальных.
Михаил Умпольский, проф.
Алик Жульковский, проф.
24 марта 2011 года
г. Нью-Йорк
* * *23 июля 1934 года
Замок Лувсьенн
Февральская революция 1934 года, столь долго ожидаемая, к моему ужасу, провалилась (а вернее, ее эти мерзавцы злодейски удушили).
Друг же мой, верный единомышленник и неизменный помощник — экс-префект Парижа Жан Кьяпп, был и вовсе отправлен далеко за пределы Франции — и не куда-нибудь, а в Африку, с глаз долой. Вот так-то, господа!
Столь страшного, столь оглушительного, столь позорного поражения, кажется, я — признаюсь — никогда еще в своей жизни не испытывал.
А между прочим, начиналось все так легко, красиво и многообещающе. И ведь все получалось, все шло как по маслу до тех жутких февральских событий, повернувших вдруг наше движение вспять.
Но прежде, чем говорить о февральских событий 1934 года, мне необходимо сделать несколько признаний касательно Саши Стависского.
* * *Неожиданное восхождение Саши обычно принято представлять таким образом: в 1925 году он вышел из тюрьмы, женился, сменил фамилию, превратившись в господина Сержа Александра, и мелкий жулик, смыватель чеков, как по мановению волшебной палочки, вдруг превратился в великого, несравненного афериста, дела которого вкупе со сверхстильным образом жизни потрясли всю Францию.
В эту сказку о великом аферисте практически все у нас поверили, хотя многие прекраснейшим образом были осведомлены, что «красавчик Саша» — симпатичнейший парень, обладатель поразительного шарма, который неотразимо действовал на женщин, но вместе с тем он не более чем дурачок, не имеющий сколько-нибудь серьезного образования и совершенно НИЧЕГО не смыслящий в финансах, в наисложнейшей изнанке банковской деятельности.
И тем не менее, Франция почему-то поверила. Ну и слава богу. Меня это более чем устраивало.
Ангелом-хранителем Стависского до определенного времени был я, имевший в числе своих ближайших друзей префекта Парижа — самого Жана Кьяппа. Вообще, ежели б не я, то Кьяпп никогда не получил бы место префекта. Вот Саша и стал неуязвимым.
Шапочно я Стависского знал давно (мы оба посещали ночной клуб «Империал»), но в 1925 году, выйдя из тюрьмы, он явился ко мне и стал просить совета, как же ему быть дальше. И мы заключили следующее соглашение. Вот в чем его подлинный смысл.
Я составляю план больших афер и охраняю Сашу от полиции, а он зато демонстративно держится на поверхности, принимая, так сказать, основной удар на себя. Играет в великого афериста и шикарно по-королевски живет, львиную часть выручки, однако, тайно представляя мне.
И Саша стал всего лишь эффектным прикрытием моих чрезвычайно рискованных финансовых проектов. Да! Да! Именно так все и было! Сам он ничего придумать был не способен и фактически остался ловким смывателем чеков!
И грандиозную аферу с байоннским ломбардом и банком «Муниципальный кредит» разработал опять-таки именно я со всею своею корсиканской компанией (Кьяпп и Поццо ди Борго).
Мы продумали, кстати, и грандиозный последующий скандал, который должен был потрясти всю Францию. Я заранее решил, чтобы Сашу уже «сдать» полиции, что неминуемо приведет к падению правительства радикалов — этого как раз мне и надо было позарез. Через Стависского я намеревался потопить всех наших социалиствующих политиков.
Все так и шло, по намеченному мною руслу. Скандал и в самом деле разгорелся невероятный. Радикалы были решительно опозорены, и власть сама как будто шла к нам в руки. Казалось, дело теперь за малым.
Гибель Стависского (Саша был избран мною на роль своего рода жертвенного агнца) не заглушила, как очень даже надеялись власть придержащие, а наоборот, максимально укрупнила и усилила скандал. На это я как раз и рассчитывал.
Но тут все вдруг неожиданно рухнуло. Скандал-то разгорелся, радикалы ушли, но власть нам так и не досталась. В кровавой бойне на площади и мосту Конкорд мы решительно и позорно проиграли, хотя поначалу действовали весьма браво.
Но кто же мог предполагать, что правительством будет проявлена столь неслыханная и совсем не демократическая жестокость? Да, такое даже в голову не могло прийти.
* * *
