Густав Эмар - Миссурийские разбойники
Молодой француз устремил на капитана долгий и выразительный взгляд, который тот вынес с бесстрастным спокойствием.
— Да будет по-вашему!
— Ступайте же. Благодарю, мы еще увидимся. Уведите с собой Джорджа Клинтона, он поможет вам убедить ваших друзей.
Оливье молча вышел, за ним последовал Клинтон. Их отсутствие продолжалось несколько минут.
Наконец они вернулись.
— Вам предоставлена свобода удалиться, — сказал Оливье у дверей капитану, нетерпеливо расхаживавшему по комнате. — Никто вас не побеспокоит. Я поручился за вас своим честным словом.
— Благодарю и до свидания, господин Оливье, — ответил Митчелл с ударением, потом, повернувшись к Джорджу Клинтону, неподвижно стоявшему у дверей, добавил: — Надеюсь, мы расстаемся с вами друзьями.
— По крайней мере, я не испытываю к вам ненависти, — ответил Клинтон сухо, — я только не желал бы встретиться с вами в другой раз.
— Уж это как Богу будет угодно, — произнес капитан, нахмурились.
Он раскланялся с молодыми людьми. По его приказанию подвели лошадей, и через пять минут разбойники скрылись в темноте.
— Что это за человек? — прошептал Оливье, которым внезапно овладела невыразимая тоска. — Неужели и тут меня преследуют неизвестные враги?
Но радостное появление охотников и их любопытные расспросы придали другой оборот его мыслям. Если он и не забыл странного разговора с загадочной личностью, так хорошо его знавшей, то все-таки первое беспокойство рассеялось, и он в душе упрекал себя, что поддался обаянию атамана разбойников.
ГЛАВА XV. О чем шла речь у переселенца с братом и что из этого вышло
Простившись с Джорджем Клинтоном, Сэмюэль Диксон, не заезжая домой, повернул прямо к брату, сильно любопытствуя узнать, что за экстренные причины потребовали его немедленного присутствия в колонии. Солнце стояло высоко, когда Сэмюэль подъехал к его дому, и первый, кого он встретил, был его брат, который ехал ему навстречу на своем любимом коне и с винтовкой в руках.
— Поторопись же, любезный брат, — сказал Джонатан в веселом расположении духа, крепко пожимая ему руку, — мне так хотелось тебя видеть, что у меня не хватило терпения, и если бы я не встретил тебя по дороге, то проехался бы к тебе домой.
— Надеюсь, что у тебя нет никаких неприятностей? — спросил Сэмюэль.
— Совершенно никаких, Сэм; климат здесь такой чудесный, что, как ты сам видишь, и люди, и скот наслаждаются цветущим здоровьем.
— Тем лучше, а то твое неожиданное приглашение порядком меня напугало. Теперь же я совсем успокоился.
— И прекрасно. Неужели же ты не на шутку встревожился? Видно, шалунья Диана что-нибудь наговорила тебе? Но отчего ты так запоздал?
— Оттого, что надо было кончить одно довольно серьезное дело, и, кроме того, я никак не думал, что мое присутствие будет столь желательно.
— А вот ты и ошибся. Но, словом, ты здесь, и все хорошо, хотя, признаюсь, мне было бы приятно увидеться с тобой пораньше; тогда мы оба не потеряли бы понапрасну времени, а, как тебе известно, время — деньги.
— Ты совершенно прав, Джонатан. Ну вот, наконец я здесь и слушаю тебя. В чем дело?
— Дело важное, и мне хотелось бы знать о нем твое мнение. Ведь ты мудрец в нашем семействе.
— Нечего сказать, славный мудрец, который кончает всегда тем, что тащится по следам глупостей, которые взбредут в голову старшего брата, — возразил Сэмюэль, смеясь.
— В твоих словах есть доля правды, но, несмотря на это, из десяти раз по крайней мере девять ты бываешь прав.
— Вот как! Ты сам сознаешься в этом, значит, все идет хорошо.
— А отчего бы и не сознаться, если это справедливо? Разве я не сознаю, что рассуждаешь ты, как мудрец, а если действуешь часто, как глупец, то это происходит только от твоей глубокой привязанности ко мне. Поздно, брат, неблагодарным я никогда не был, а люблю тебя искренно и сильно, в чем ты сомневаться не можешь.
— Я никогда и не сомневался в твоей любви, Джонатан, только теперь, признаюсь, ты навел на меня неописуемый страх.
— Это отчего, Сэм? — спросил Джонатан, покатившись со смеху.
— А оттого, что каждый раз, как ты заговариваешь таким языком, как теперь, это служит мне предвестником чего-то неладного; уж, наверно, какая-нибудь ахинея или дьявольское наваждение взбрели тебе на ум.
— Ну, Сэм, тебя трудно провести; признаюсь, ты мастер пронюхать дело.
— А что, брат, видно, я метко попал в цель?
— Не отрицаю, однако тут много можно было бы сказать и за и против.
— В таком случае не скрывайся и высказывай скорее новую дурь, которая залезла тебе в голову; скорее облегчи душу.
— Только не сейчас. Вот мы и дома. Теперь настала пора обедать, а как отобедаем, тогда и потолкуем.
— Наедине, с глазу на глаз?
— Нет, брат, в этом деле общий интерес; мы потолкуем за бутылкой вина по окончании обеда.
— Воля твоя, только опять не скрою, что ты наводишь на меня ужасный страх.
— Какой же ты трус, Сэм! Я и не знал этого греха за тобой.
— Трус или мудрец, на каком же прозвище ты остановишься, Джонатан? — возразил Сэмюэль, покачивая головой с озабоченным видом.
— Да ведь это все равно, — ответил старший брат со смехом.
Подъехав к дому, оба брата сошли с лошадей и, передав их на попечение слуг, вошли в приемную в сопровождении Дардара, встретившего их с радостным лаем.
Миссис Диксон с дочерью сидели у камина, но, увидев братьев, подошли к ним с дружескими приветствиями.
— Вот я и притащил его наконец! — воскликнул Джонатан, кладя на решетку камина то одну, то другую ногу. — А каких трудов мне это стоило! Побрани-ка его, Сюзанна.
— Что же вы так замешкались, братец? Мой муж ждал вас с таким нетерпением.
— Гм! Видно, у него в голове опять забурлило, так ему хочется поскорее через меня дать законную силу новой чепухе.
— Ну, с чего вы это вздумали, Сэмюэль?
— Да сами увидите… Здравствуй, милая крошка, — продолжал он, целуя свою племянницу, нежно ластившуюся к нему. — Ну, вот я и с вами!
— Так сядем же за стол! — воскликнул Джонатан. — Впрочем, готов ли обед?
— Давно; только вас и ждем. Мы будем обедать, когда ты прикажешь.
Все перешли в столовую; тут стоял огромнейший стол, вокруг которого расположились хозяева и слуги, всего около тридцати человек, мужчин, женщин и детей, собиравшихся каждый день в эту пору за общий стол.
Джонатан Диксон, занимая первое место между братом и страшим сыном, хозяйничал. Около них сидела миссис Диксон с дочерью и другими сыновьями. Затем следовали слуги, рассевшись по старшинству своих обязанностей и длительности пребывания на службе у переселенца.
