Кейт Мосс - Лабиринт
Ресницы затрепетали и распахнулись. Над головой был знакомый балдахин ее собственной кровати. Темно-синие складки отведены в стороны и перевязаны шнурком. Комнату заливал золотистый предвечерний свет. В жарком воздухе уже чувствовалось обещание ночной прохлады. Элэйс уловила в нем аромат сожженных трав. Розмарин и немного лаванды.
Слышала она и женские голоса, хрипло перешептывавшиеся где-то поблизости. Они, как видно, опасались ее разбудить и шипели, как сало, пролитое над огнем. Элэйс медленно повернула голову, не поднимая ее с подушки. Альзетта, нелюбимая старшая служанка, и Рани, пронырливая злая сплетница, такая же сварливая, как ее боров-муженек, парой нахохлившихся ворон пристроились у потухшего камина. Сестрица Ориана часто прибегала к их услугам, но Элэйс не доверяла обеим и не могла понять, что они делают у нее в покоях Отец никогда бы такого не допустил.
Потом она вспомнила. Отца нет. Он уехал в Сен-Жилль или в Монпелье — точно вспомнить не удавалось. И Гильом тоже.
— И где же они были? — прошипела Рани, явно с удовольствием предвкушая скандальную сплетню.
— В саду, у самого ручья под ивами, — отозвалась Альзетта. — Старшенькая Мазеллы видела, как они туда спускались, и сразу побежала сказать матери. Тут и сама Мазелла бросилась во двор, ломая руки, как, мол, ей стыдно сказать и какое, мол, горе, что именно от нее я такое услышу.
— Она вечно ревновала к твоей девочке, а? Ее-то девицы все толстые как свиньи, и конопатые вдобавок. Все до единой, вот как! — Она склонилась еще ближе к собеседнице. — И что ты сделала?
— Что ж я могла сделать, как не пойти самой взглянуть. Как туда спустилась, так сразу и увидала. Да они вовсе и не скрывались. Хватаю я Рауля за вихры — ну и грубые же у него волосья — и деру ему волосы. А он одной рукой штаны поддерживает, весь красный от стыда, что так попался. А когда я к Жаннет повернулась, она вырвалась и сбежала прочь. Даже не оглянулась.
Рани поцокала языком.
— Ну и Жаннет все воет, как, мол, Рауль ее любил и собирался взять замуж. Послушать ее, так она первая девица, которой вскружили голову ласковыми словечками.
— Может, у него честные намерения?
Альзетта фыркнула:
— Куда ему жениться! Пятеро старших братьев, и всего двое из них женаты. А отец днюет и ночует в таверне. Все до последнего сола спускает Гастону в карман.
Элэйс старалась не слушать пошлых сплетен. Эти женщины напоминали ей ворон, собравшихся на падаль.
— Да и то, — хитро пробормотала Альзетта, — обернулось-то к лучшему. Не спустись я туда за ними, не нашла бы и ее.
Элис застыла, чувствуя, как две головы повернулись к ее кровати.
— Так-то оно так, — согласилась Рани. — И ручаюсь, когда вернется ее отец, ты получишь хорошую награду.
Элэйс продолжала слушать, но не услышала больше ничего стоящего. Тени становились все длиннее. На нее волнами накатывала дремота.
Спустя какое-то время Альзетту и Рани сменила ночная сиделка — тоже одна из доверенных служанок Орианы. Элэйс разбудил шум, с которым женщина тянула из-под кровати старый деревянный лежак. Она слышала, как сиделка, кряхтя, укладывается на комковатый тюфяк, как шуршит под ней солома. Еще немного, и кряхтение в ногах постели сменилось громким храпом и сопением, возвестившим, что служанка уснула.
А Элэйс вдруг поняла, что совершенно не хочет спать. В голове звучали последние наставления отца. Спрятать дощечку с лабиринтом. Она осторожно села, поискала на тумбочке среди кусков ткани и свечей.
Дощечки здесь не было.
Стараясь не разбудить сиделку, Элэйс потянула дверцу тумбочки. Редко открывавшиеся петли поддавались с трудом и заскрипели. Элэйс провела пальцем между деревянной рамой и матрасом, на случай если дощечка завалилась туда.
Res. Ничего.
Ей не понравился ход собственных мыслей. Отец был уверен, что ему удалось сохранить тайну, но не ошибался ли он? Ведь и мерель, и дощечка пропали.
Элэйс спустила ноги с кровати и на цыпочках пробежала через комнату к креслу, в котором занималась шитьем. Надо было убедиться. Ее плащ висел на спинке. Кто-то постарался отчистить его, но на красной вышивке каймы виднелись пятна грязи. На ткани остался запах двора или конюшни, кисловатый и едкий. Рука, как и следовало ожидать, осталась пустой. Кошелек пропал, а с ним и мерель.
События развивались слишком стремительно. Давно знакомые тени вдруг показались полными угрозы. Опасность слышалась даже в кряхтении, доносившемся от изножья постели.
«Что, если нападавшие до сих пор в Шато? А если они вернутся за мной?»
Элэйс поспешно оделась, подняла и зажгла масляную лампу — calèth. При мысли в одиночку пересечь двор становилось страшно, но оставаться в комнате и ждать, что будет, она не могла.
Coratge. Смелее…
Элис пробежала через Кур д'Онор к башне Пинте, прикрывая рукой трепещущий огонек. Она искала Франсуа.
Приоткрыла дверь и позвала. Из темноты никто не отзывался. Тогда Элэйс проскользнула внутрь.
— Франсуа, — снова прошептала она.
Лампада давала мало света, но его хватило, чтобы рассмотреть человека, лежащего на тюфяке в ногах отцовской кровати. Поставив светильник на пол, Элэйс нагнулась и тихонько потрясла спящего за плечо. И тут же, словно обжегшись, отдернула руку. Что-то было не так.
— Франсуа?
По-прежнему нет ответа. Элэйс ухватилась за краешек грубого одеяла, сосчитала в уме до трех и резко дернула на себя.
Ей открылась груда старого тряпья и мехов, старательно уложенных в форме человеческого тела. Это было совершенно непонятно, однако Элэйс облегченно перевела дыхание.
Какой-то шорох за дверью привлек ее внимание. Элэйс подхватила светильник и погасила его, а сама притаилась в тени за кроватью.
Дверь заскрипела. Пришелец постоял в нерешительности, учуяв, быть может, запах горевшего масла или заметив сдвинутое одеяло, и потянул из ножен нож.
— Кто здесь? — проговорил он. — Выходи.
— Франсуа! — радостно вскрикнула Элэйс, выходя из-за балдахина. — Это я. Можешь убрать свое оружие.
Он, как видно, был еще более изумлен, чем она сама.
— Простите меня, госпожа. Я не думал…
Элэйс с любопытством рассматривала слугу. Тот тяжело дышал, словно запыхался после бега.
— Я сама виновата, но где это ты был в такой поздний час? — поинтересовалась она.
«У женщины, надо полагать», — подумала Элэйс, не понимая, отчего он так смущен. Ей стало жалко парня.
— В сущности, Франсуа, это неважно. Я пришла, потому что ты — единственный, кто может правдиво объяснить, что со мной случилось.
