Александр Бушков - Авантюрист
– Я понимаю, мсье, – заверил портье.
– Рад, что мы так быстро нашли общий язык, – обрадовался Сабинин. – Постарайтесь проникнуться моими жизненными сложностями: я – единственный наследник почтенной дамы и потому поставлен перед сложной дилеммой: с одной стороны, мне было бы крайне нежелательно видеть ее у себя, с другой же – следует позаботиться, чтобы она разместилась в этом городе с максимальным комфортом…
– Я начинаю понимать, мсье, – кивнул портье, слушавший его болтовню с профессиональным терпением. – Вы хотели бы заказать номер для вашей тетушки?
– Ну, конечно же! – сказал Сабинин. – Надеюсь, ваш отель достаточно фешенебелен?
– Вне всяких сомнений, мсье! Могу вас заверить, что в разное время нашими постояльцами бывали не просто титулованные особы – коронованные. Его величество, бельгийский король Леопольд Второй, когда-то провел у нас целую неделю, а несколькими годами позже у нас останавливался и король саксонский Георг…
– Вы меня окрыляете, – признался Сабинин. – Вы знаете, сам я довольно неприхотлив, но вот тетушка… Невероятно капризная и помешанная на светских приличиях и комфорте особа. – Он понизил голос: – Между нами говоря, положение единственного наследника, с одной стороны, завидно, с другой же вынуждает вынести столько капризов и причуд, особенно когда речь идет о пожилой властной даме, которой бы командовать полком гренадер…
Портье взирал на Сабинина с ласковым участием, как ему по должности и полагалось. Не останавливаясь на достигнутом, Сабинин развил бурную деятельность. Вызванный портье коридорный показал ему несколько пустующих номеров, в том числе и тот, что некогда почтили своим присутствием две коронованные особы. Сабинин их придирчиво обозрел, замучив коридорного множеством вопросов: достаточно ли расторопны горничные и официанты в ресторане при отеле, не шляются ли ночами в гостиничном заднем дворике с песнями и гомоном беспутные студенты, свежи ли обычно устрицы (притом, что тетушка предпочитает устриц непременно из Остенде), не бывают ли в отеле постояльцы-турки (которых тетушка отчего-то терпеть не может). И тому подобное. Коридорный, несомненно, тихо сатанел, но что он мог поделать пред лицом завидного клиента?
Переиграть Сабинин не боялся – гостиничная прислуга с хорошо скрытым презрением относится как раз к нетребовательным клиентам, а перед капризными богачами прямо-таки стелется и, что важнее, не видит в них ничего необычного. А главное, портье наверняка целиком и полностью забыл уже о разговоре насчет Лобришона, оказавшегося английским майором…
Три дня форы у него имеются. Ну а потом… Потом может многое произойти. Например, взбалмошная тетушка отложила визит в Лёвенбург по своим соображениям, которые не должны касаться отельной прислуги… Или что-то в этом роде.
И таково уж было его везение, что, спускаясь на второй этаж в сопровождении умученного коридорного (получившего, впрочем, щедрый, как здесь выражаются, « напивек » [26] ), Сабинин чуть ли не нос к носу столкнулся с белобрысым, длиннолицым субъектом, прибывшим в одном поезде с Надей. Хорошо еще, что тот никакого внимания на Сабинина не обратил, – постучал в дверь восемнадцатого номера и вошел едва ли не прежде, чем утих стук, – совершенно по-свойски, как человек, знающий, что церемонии тут излишни.
Все это было весьма любопытно, но пока что не давало достаточно материала для аналитики, не позволяло делать твердые заключения. Гораздо интереснее догадки насчет загадочного Джона Грейтона, вот только проверить их нет времени…
Часть вторая Мазурка продолжается!
Глава первая О пользе ревности
Он надеялся, что кропотливо разработанный план не содержит изъянов. Конечно, любой план способны разрушить нелепые случайности, но это совсем другое дело…
Надя под наблюдением. За мнимым Лобришоном тоже уже приставлен следить специальный человек из тех неприметных и ловких, какими славится заведение господина Глоаца, ставшего для Сабинина поистине счастливой (хотя и дорого обходившейся) находкой. Как быстро «Аргус» установил, что в Льеже нет никакой адвокатской конторы «Лобришон и Вандекероа», да и не было в обозримом прошлом…
Увы, нельзя было чрезмерно вовлекать Глоаца и его людей в происходящее. Следовало учитывать, что всякая информация может просочиться из «Аргуса» в полицию, а к австро-венгерским представителям данного ремесла Сабинин относился с уважительной опаской, дело свое они знали…
Поэтому как ни рискованно, но на вокзал пришлось отправиться собственной персоной, опять-таки с прежней нехитрой маскировкой в виде пенсне и мягкой шляпы, какую здесь обычно носили лица творческих, свободных профессий.
По размышлении он отказался от мысли явиться на вокзал с цветами и вместо них прихватил купленный полчаса назад лакированный этюдник. Поднявшись на ажурный, высоченный железный мостик, по которому переходили железнодорожные пути, он облокотился на перила, придал себе рассеянный вид начинающего творца и стал созерцать перрон, время от времени меняя одну претенциозную позу на другую, поднимая к глазам фаберовский карандаш, делая с его помощью некие таинственные замеры и прикидки. Раскрывать этюдник и водружать на него лист бумаги – это, пожалуй, лишнее, сойдет и так…
Довольно быстро он убедился, что мимо него проходят, как мимо пустого места, если и бросят взгляд, то вполне равнодушный. Станционный жандарм в неизменной лакированной шляпе с пучком перьев им заинтересовался, но столь же мимолетно, подошел, постоял в отдалении, бдительно поводя усами, да так и убрался восвояси, следовательно, счел вполне благонадежным.
Самое грустное – он не знал в лицо загадочного Джузеппе из Милана. Полагаться на то, что итальянец будет выглядеть типично , то есть жгучим брюнетом с роскошными кудрями, провожающим всех встречных дам пылкими взглядами и напевающим под нос арии из Леонковалло, было бы непростительной ошибкой. Во-первых, и среди итальянцев не редкость синеглазые блондины (а лысых не меньше, чем в любой другой европейской державе), во-вторых, имя, коим была подписана телеграмма, еще ни о чем не говорит. Визитер мог оказаться таким же итальянцем, как Сабинин – болгарином…
И, наконец, подобный «типический» субъект, какого ему услужливо нарисовало расшалившееся воображение, в реальной жизни наверняка встречается крайне редко. Скорее уж его можно узреть на оперной сцене, так что постараемся избегать «типичностей»…
Он подобрался, уставившись на железную калиточку, в которую проходили предъявлявшие контролеру перронные билеты встречавшие. Ну так и есть – на перроне возник белобрысый господин, коему Сабинин для удобства дал прозвище Лошадиная Рожа.
