Иван Дроздов - Баронесса Настя
— Решается судьба Германии, а иные поползли в свои тёплые норы. Вы слышите, Функ! Нам некогда болеть!
— Мой фюрер, есть предел…
— У меня он тоже есть — предел! И голова есть, и сердце, — оно болит за Германию, за всех вас, чёрт подери!..
Функ при этих словах закипел обидой. К вискам, затылку хлынула кровь. Он, покачиваясь, поднялся, прошептал в сторону Гитлера:
— Простите, фюрер…
Успел дойти до машины и велел везти себя в госпиталь. Но в приёмном покое, в тот момент, когда со стетоскопом в дверях показался врач, схватился за грудь, широко раскрыл рот и — захрипел…
Он умер на руках у врача. В последнее мгновенье появился Вильгельм. Отец смотрел на него ещё ясными, тёплыми глазами, — в них не было ни укора, ни мольбы, они как бы застыли от изумления перед огромностью и величием вечности. Врач, повинуясь законам предков, сказал молодому офицеру:
— Закройте отцу глаза.
Вильгельм не сразу понял, чего от него хотят, но затем склонился над умершим, поцеловал его и осторожным движением пальцев сомкнул веки.
Молодой барон Вильгельм Функ, ставший хозяином замка, собирался сразу же после похорон отправиться в боевую часть под Курск.
В день отъезда в замок явился адвокат местного банкира. Вильгельм был в сильном подпитии и говорить с ним один на один отказался.
— Я еду на фронт! — заявил молодой барон. Вам, наверное, известно: там стреляют. Потому во все дела хотел бы посвятить сестру. Адвокат недавно возвратился из госпиталя, на месте левой руки у него висел пустой рукав, правую щеку рассекал глубокий шрам, глаз его на этой стороне пугающе сверкал слезящимся белком. На груди офицерского кителя одиноко болталась медаль — знак военной доблести.
Орден Кейды он не разглядел и встретил её равнодушно.
Вынув из портфеля бумагу, заговорил:
— Почти четыре последних года вы жили в кредит под залог замка и всего имущества, находящегося в нем. Вот опись всех предметов и убранства замка. Здесь печать и подпись покойного барона Альберта Функа.
Он протянул Вильгельму исписанный лист. Барон, даже не взглянув на бумагу, передал её Кейде.
Адвокат продолжал:
— Кредит закончился, время залога истекло. Прошу выплатить сумму… плюс проценты.
— Сколько? — буркнул Вильгельм.
Адвокат устремил на него порченый глаз.
— Сколько? — возвысил голос барон.
— Сумма большая. Очень большая.
— Неважно. Назовите её.
Адвокат показал на листе цифру.
— Будь по вашему. Через месяц вы получите деньги.
— Но позвольте, где гарантия?
— Гарантия? — зарычал Вильгельм. — Вот вам гарантия!
Он показал пальцем на бриллиантовый крест Кейды.
Не совсем же вы ослепли, чёрт вас подери! С вами расплатится фюрер. Он не даст в обиду кавалера Рыцарского креста!
Барон повернулся и пошёл прочь.
Проводив обескураженного и растерянного адвоката, Кейда прошла в комнаты Вильгельма. Тут тоже быт зал, камин, и все стены увешаны портретами предков и оружием. Вильгельма в зале не было, но он слышал, что кто–то вошёл к нему.
— Кто там?
— Я, Кейда.
— Проходи сюда. Дверь справа.
Вильгельм лежал на кушетке у кафельной стены, — видимо, это была тыльная часть камина, находящегося в зале. От стены шёл тёплый печной дух.
Кейда опустилась на стул возле кушетки. Барон, продолжая лежать на спине и не поворачиваясь к ней, спросил:
— Ты вправду моя сестра?
— Моя фамилия Функ. Кейда Функ.
— Хорошо. Это облегчает ситуацию. Тебя они не посмеют выбросить на улицу, а я…
Вильгельм повернулся к ней, приподнялся на локоть.
— Под Курском будет такая заваруха… Меня наверняка укокошат. Так что готовься стать хозяйкой.
— Я буду работать. У Ацера.
— A-а… Ну–ну. У Ацера — хорошо. Там надёжно. Ему всё равно, сохранится ли рейх или сюда пожалует русский Иван. Ацер непотопляем. Держись за него, только… не выходи замуж.
Кейда промолчала. А он минуту спустя продолжал:
— Ацер — не человек, он — дьявол. Служить у него — служи, но большего не позволяй.
Вильгельм смотрел на неё пристально, с затаённой печалью.
— Ты красивая. К тебе будут липнуть. И Ацер — тоже. Но ты знай: у него есть гарем из русских девушек. Я бы не хотел, чтобы Моя сестра…
— Вильгельм! — сказала Кейда твёрдо, — Брат мой! Вы скоро вернётесь и будете меня защищать.
Барон встрепенулся, поднялся, коснулся рукой плеча Кейды,
— Ты веришь?.. Спасибо. Поцелуй меня на прощание.
Кейда обняла его и поцеловала: по–русски, по–матерински. Потом выпрямилась, откинула назад голову:
— В моих жилах течет кровь Функов, — я горжусь этим!
Вильгельм отступил от неё и с изумлением, и даже с некоторым чувством страха посмотрел в её прекрасные глаза. Они были широко раскрыты и с какой–то дикой энергией смотрели в угол комнаты, где было пусто и копошился мрак, Кейда пугала Виля, но и в состоянии фанатического аффекта её лик не терял детского простодушия.
Две мысли электрической искрой пронеслись в сознании Виля: первая — жаль, что нужно немедленно улетать на фронт, и вторая: не разрешает ли их церковь браки двоюродных?
Кейда на глазах приходила в себя, черты её лица потеплели, смягчились и на губах, как луч зари вспыхнула улыбка.
— Когда вы улетаете?
— Машина ждёт меня у ворот. Я распоряжусь, чтобы тебе дали лошадь для прогулок и организовали охоту и рыбную ловлю.
Он снова подошёл к ней, взял её за руки, проговорил:
— Только без Ацера, Ладно?
— Ацер? Вам приходит в голову странная фантазия.
Кейда по–детски надула губки.
— Умница! Ацер — полуеврей. Если фюрер узнает… О–о–о…
Кейда испуганно распахнула глаза. Виль опять взял её за руки.
— Кейда, — сказал он строго, — это наша фамильная тайна. Я улетаю на фронт и, может, не вернусь оттуда. Ты останешься наследницей Функов и должна знать нашего врага.
— Ацер — враг?
— Если хочешь, — да. Он давно тянет свои щупальца к Рут–замку. И хотел бы, чтобы ни тебя, ни меня на свете не было.
Кейда проникалась все большим доверием к Вилю, и в глазах её теперь уже не метались искры безотчётного страха.
Она проводила Виля до машины, обняла его и тихо–тихо, так, чтобы никто не слышал, сказала:
— Храни вас Бог, И помните: ваша сестрёнка сумеет оберечь родовое гнездо Функов.
Они поцеловались, и чуть не расплакались: его родственные чувства возникли внезапно и были по–юношески пылкими и чистосердечными. Молодой офицер не сомневался, что Кейда — его сестра, самый близкий человек из рода Функов, а Кейда, хотя и не забыла своего истинного лица и того, что Вильгельм Функ немец, в минуты трогательных признаний Виля поддалась чувству благодарности и тому естественному влечению друг к другу, которое безотчетно возникает у молодых людей во время их общения.