Наталья Павлищева - Ледовое побоище
– Да заберите вы его с собой!
Пришлось брать.
Душевно провожал нас Кузьма, ради такого случая даже не поехавший на какое-то торжество к куму (откуда у него в каждой деревне по куму?). Но дальше всех шел Тишаня. Уже перед самым Козловом он наконец внял моим просьбам возвращаться, встал, смущенно потоптался и заявил, как всегда, весьма косноязычно:
– Вы эта… вы, ежели чего… того… приезжайте.
Я фыркнула:
– Лучше вы к нам.
Мы уехали на телеге Илицы, запряженной моей боевой лошадью. Вятичу пришлось что-то объяснять оскорбленной таким отношением кобыле, но выхода у нас не было, это маленького Федю я могла везти перед собой верхом, Вятича так не посадишь, а дорога неблизкая… Телегу немилосердно мотало из стороны в сторону, потому что дорогой то, что связывало Волково с остальным миром, назвать можно только условно.
Ладно, выбрались, правда, в знакомом нам Терешкино пришлось менять колесо. Пока меняли, вокруг собралась вся деревня, прибежала и Матрена со своим дитем. У нее была хорошенькая девочка. Увидев нашего румяного, крепкого Федю, Матрена радостно завопила:
– Вот, жених для моей Светелки!
Сын страшно обиделся, углядев в этом покушение на свою свободу, пришлось говорить, что тетя просто видела его ма-аленьким-маленьким, поэтому радуется, что он так вырос. Убедить не удалось, Федька остался при своем мнении.
И снова нам махали вслед руками, снова скрипели тележные колеса (дегтя в Терешкино не нашлось), снова по сторонам дороги стеной стоял лес… и впереди было еще много верст, но мне казалось, что все страшное и тяжелое уже позади. Удалось не просто выходить Вятича, но и вернуть его к жизни, он захотел к людям, это было хорошо.
Новые заботы
В следующей за Терешкино деревне мы сменили телегу на… двух монгольских лошадок. Получилось это неожиданно и очень кстати.
Ехать на телеге очень тяжело, я сполна оценила такое гениальное изобретение, как рессоры. Когда тебя мотает из стороны в сторону и немилосердно трясет, потому что колеса попадают в ямы, выход один – встать и идти рядом, держась за телегу. Но ни для Вятича, ни для Феди это было невозможно. И никакое подстеленное сено не спасало от разбитости. Я пыталась либо ехать с ними за компанию, сидя на передке телеги, либо вообще вести лошадь под уздцы, но толку было мало, уже к концу дня мои мужички оказались едва живы от тряски и болтанки.
И тут… эти два мохнатых чуда паслись на обочине. Не привыкшие ни к какому уходу, лошади заботились сами о себе, а потому не обращали на людей никакого внимания. Но хозяин был явно неподалеку. Меня мгновенно осенило: монгольские лошади бегут медленно, но неустанно, они рысят, не тряся хозяев, а потому в седле можно не то что дремать, а попросту спать! Монголы, кстати, так и делали. Это значит, что Вятич сможет держаться, а Федю я посажу к себе.
Решено, нам нужна монгольская лошадь!
Но хозяин, живо сообразив возможную выгоду, заартачился, решив сбыть обеих сразу. Я мужика понимала, эти лошади пахать не будут, не приучены, и вообще в хозяйстве мало на что годятся, это, если так можно выразиться, «ездовые» лошади. Зато нам они подходили как нельзя лучше.
Пришлось купить обеих, причем явно по завышенной цене.
– Настя, что ты делаешь?
Вятич снова был беспомощным, а потому особо осторожным.
– Покупаю нам лошадей.
– Конезавод решила организовать?
– Это монгольские лошади, Вятич. На них поедем.
– Свою оставь, мало ли что…
Он был прав, от своей не стоило отказываться. Так мы и двинулись вперед: мы с Федей на моей, а две монгольские следом на длинном поводе, одна с тюком барахла за спиной, на второй Вятич. Беспокоилась я зря, лошадей уже приучили к командам по‑русски, бежали они медленно, но ровно, двигаться стало куда удобней. Мало того, на первой же остановке я перегрузила поклажу на собственную лошадь, страшно ее этим оскорбив, а сама тоже села на спину монгольской. Теперь впереди трусила я, за мной Вятич, а позади очередная бывшая боевая Слава везла наш немудреный скарб.
Уже имея опыт общения с разного рода желающими поживиться чужим добром, я на всякий случай продемонстрировала хозяину лошадей свое боевое умение. Сделать это пришлось, потому что заметила несколько нездоровый блеск в его глазах при виде денег за ненужных ему животных. Вот один из усвоенных мной уроков: не хочешь, чтобы тебя грабили, не давай людям повода для этого. Честное слово, древние правы, положив на видное место то, что можно украсть, мы совершаем не меньший грех, чем сам вор, потому что создаем условия для греха.
Я не создавала, словно между делом для разминки ловко «скосила» саблей пару веток, а потом птицей взлетела на спину лошади. Конечно, без седла страшно неудобно, но пришлось сделать вид, что привыкла.
Седла купили там же, потрясенный моей разборчивостью, хозяин вынес два отменных седла из загашника и продал недорого. Я торговалась отчаянно вовсе не потому, что не было денег, а потому, что не желала, чтобы думали, что у меня их много.
Деньги, кстати, привезла Илица. Вообще, с ее появлением в нашей глуши у меня были связаны смутные подозрения, по поводу которых я все же пристала к Вятичу.
Вот с чего это он вдруг решил вернуться? Столько времени сиднем сидел, потом даже ожил и привык, а тут за несколько часов, которые я отсутствовала дома, передумал. Такая поспешность была крайне подозрительной, как и решение Илицы отправиться невесть куда разыскивать своего беглого супруга. Я тоже разыскивала, но это совсем другое дело. Я оставила Вятича слепого и в Новгород ездила за Федей, а она? Мужик просто сбежал невесть куда, можно было разыскать и обнаружить его у другой бабы, тогда как? Да и просто разыскать… Ты поди найди это Терешкино.
Чем больше я думала над странными метаморфозами, тем больше понимала, что дело не чисто, вернее, без вмешательства кое‑кого не обошлось…
Оказалась права. Вятичу пришлось признать, что Илице помог тот самый старик. Ну ни фига себе! А просто к нам прийти было нельзя?
– Нет, ей тоже нужна помощь.
– Она тоже… наша?
– Ты скоро во всех будешь видеть попаданцев? Нет, она не наша, но ей нужен Тишаня, а еще ей, как и ему, нужен сумасшедший размах. Пусть перепахивают на пару округу.
– И что такого сказал старик Илице, что она подхватила юбки и двинула за тридевять земель искать милого и нас заодно? А еще лучше, признайся, что такого он сказал тебе, что ты вдруг решил вернуться?
Вопрос, что называется, не в бровь, а в глаз. Или в лоб. Такой, что не отвертеться и не уйти. Пусть попробует не ответить, я не болванчик, чтобы меня вот так испытывать, не держа в курсе дела! Вятичу не отвертеться.
Вятич уходить от ответа не стал, он просто усмехнулся:
