Александр Старшинов - Легионер. Век Траяна
— Ты похож на актерскую маску безумия! — Отец снисходительно усмехнулся. — Сейчас ты бы мог выйти на просцениум без маски.
— Я восторгаюсь твоей работой! — ответил Гай. — Почему ж ты сам-то не рад?
— Пощады! — крикнул кто-то.
— Пощады! — завопили на трибунах.
— Пощады! — сложив руки у губ, закричал Гай.
Домициан поднялся. Постоял несколько мгновений с поднятой рукой и опустил палец вниз.
Трибуны взорвались негодованием.
— Нет! — завопил Гай вместе со всеми. — Мевия, не смей! Мевия!
Та стояла не двигаясь, ошарашенная. Арбитр поединка подскочил к ней и что-то сказал. Мевия не двигалась.
— А если она не добьет Галу? — Гай повернулся к отцу.
— Они умрут обе. Гладиатор дает клятву подчиняться.
— Пощады! — вопили на трибунах.
Но крик уже стихал. Острое любопытство охватило зрителей. Они видели, что Мевия колеблется, и теперь ждали, чем же закончится все. Гала ползла по песку, отталкиваясь локтями и здоровой ногой.
Наконец Мевия очнулась, подошла к лежащей, наклонилась, будто собиралась сказать что-то утешительное. И нанесла короткий быстрый удар. Струя крови ударила из шеи побежденной. Прямо в лицо Мевии. Победительница опешила. Она вся сделалась красной — и лицо, и тело.
Гай зажмурился, закрыл лицо руками.
Позади и впереди визжали, вопили, он сидел окаменев. Губы его что-то шептали, но, что именно, никто расслышать не мог.
Лицо и грудь Мевии были в крови. Она отступила на несколько шагов, ее вырвало.
Домициан поманил к себе глашатая. Когда гул затих, тот громким, хорошо поставленным голосом объявил:
— Смелая Мевия слишком поторопилась. Император хотел помиловать Галу. В наказание за это Мевия будет сражаться с гладиатором из императорской школы.
«О да, Домициан горазд на такое — на глазах у всех истину превращает в ложь, в своих преступлениях винит других, объявляя себя образцом добродетели», — беззвучно прошептал Гай.
Но даже если бы он выкрикнул эти дерзкие слова, его никто бы не услышал — зрители опять вопили как безумные.
Рабы уволокли тело Галы в сполиарий. Там ее разденут, тело выдадут близким для похоронного обряда. Ей наверняка установят мраморное надгробие с изображением сражающихся гладиаторов где-нибудь близ Фламиниевой дороги.
Еще вчера Гай лежал с этой женщиной в постели, а ночью, выйдя из дома ланисты, унес с собой увядший венок.
Гай не замечал, как по щекам его текут слезы.
— Не хотите поставить в грядущем поединке на Мевию? — услышал он будто издалека вкрадчивый голос Хрисиппа.
Поговаривали, что на ставках в амфитеатре этот грек сумел сколотить состояние в десять миллионов.
— Сначала заплати прежний выигрыш! — мрачно сказал Осторий.
— Да это сколько угодно! Вот… — Грек шустро отсчитал монеты. — И все же… как насчет боя с гладиатором-мужчиной? А? Раз тебе нравится эта девчонка, почему бы не поставить снова?
— Какая ставка? — спросил Осторий.
— Один к двадцати. Ну как?
— Хорошо, ставлю! — Осторий вернул все выигранное греку. — И еще десять золотых.
— Ого! — Хрисипп присвистнул. — Ты точно к этой красотке неравнодушен. Только учти, Гай Осторий, против нее выйдет здоровенный парень-мурмиллон.
Грек громко расхохотался. Писец, записывавший ставки, принялся вторить, визгливо похрюкивая.
— Кто знает, может, тебе повезет, — хмыкнул Хрисипп и вручил Осторию Старшему новую свинцовую табличку. — А парень никак хнычет? Первый раз увидел смертный поединок? Да ладно, сегодня всё совсем не страшно. Миленько так получилось.
Гай хотел вскочить, но отец предусмотрительно положил ему руку на плечо.
— Вот в прошлый раз, когда мурмиллон выпустил из фракийца кишки, жуть что было! — продолжал разглагольствовать Хрисипп.
Тут его позвали снизу, и он козлом запрыгал по ступеням — принимать новые ставки. Писец с сумкой поспешил следом, строя рожи и передразнивая плачущего Гая.
— За что? — Гай отер ладонью слезы. — За что?! Она же хорошо сражалась. Почему ее убили? Что она сделала? Она была такая, такая…
— Гай… Гай… — услышал он шепот отца над самым ухом, и сильные пальцы сдавили плечо. — Запомни, Гай: даже победителю никто не гарантирует жизнь.
* * *В перерыве, пока зрители посещали уборные и покупали у лоточников жареные колбаски и хлеб, два десятка рабов неспешно обходили арену, засыпали пятна крови чистым подкрашенным песком и кропили водой с разведенным в ней шафраном. На задних рядах моряки ссорились с рабами, что работали на подъемниках. Рабам уже нечего было делать до вечера — в этот день из подвалов зверей больше не поднимали, и до конца представления служители превратились в зрителей.
Гай ожидал, что Мевия выйдет сразу после перерыва, но вместо этого на арену вышли гладиаторы-мужчины. Одна пара, потом вторая.
— Ночной бой — вот для чего ее оставили, — сказал Осторий, хмурясь.
Он не ошибся — второй поединок Мевии объявили, когда уже начинало темнеть: Моряки свернули тент, свежий ночной воздух вливался в чашу амфитеатра, крупные звезды горели в небе, еще не полностью черном, еще хранящем последние разводы дневной синевы, и красноватый отблеск на западе подсвечивал крыши и капители колонн на Капитолии.
Из подвальных помещений амфитеатра доносились рев львов, рычание пантер, лай псов. Чудилось Гаю, когда догорит за Тибром закат, вырвутся из подвалов черные псы, не обычные, пусть и страшные, натасканные рвать человечью плоть на потеху толпе, а злобные стигийские твари, воплощения мрака из свиты самой Гекаты. Взовьются они в воздух, легко, будто стали крылаты, и обрушатся в императорскую ложу, вонзят зубы в тело обряженного в пурпур лысого «государя и бога», отведают его человечьей вонючей плоти. И, залив ложу правителя потоками крови, сиганут вновь на арену и исчезнут. Тогда стон ужаса и одновременно облегчения пронесется по рядам зрителей. Это походило на один их тех рассказов, что придумывал Гай по ночам, а утром рассказывал Марку по дороге в Юлиеву базилику. На рассказы, которые никогда не сбываются.
— Поединок женщины с карликом! — возвестил глашатай.
Первыми на арену по двое выступили служители, одетые в звериные шкуры, неся по факелу в каждой руке. Сразу же ночь сделалась непроницаемой, а тишина в амфитеатре зловещей — лишь потрескивала горящая сера, да еще долетал с задних рядов чей-то сдавленный кашель.
Напряжение достигло предела, и тогда появились бойцы — Мевия в шлеме, с круглым щитом и кривым мечом, и рядом с ней уродливый коротышка, обряженный как мурмиллон.
