Олеся Велецкая - Черное и черное

Она удалила всю краску очищающей салфеткой. И снова задумалась. Потом огляделась вокруг, чтобы понять, как именно ей нужно себя изменить, чтобы не выпадать из общего гармоничного фона. У границы леса были густые резные заросли папоротника, весь берег покрывал пышный волнующийся ковер из пестрых цветов. Она подумала, что возможно и это могло ей пригодиться. Сам красивый мир. Вернувшись к реке в зеленой юбочке из широких папоротниковых листьев на бедрах и в пестром цветочном венке на голове, она с удовлетворением отметила, что так уже лучше. Но, ее желание красоты не унималось. Тогда она сняла с косы заколку-лезвие и убрала ее в карман. Потом взяла расческу и расчесала свои чисто вымытые недавно волосы. Они были пушистые, гладкие и непослушные. Борясь за их послушание и изобретая себе новую прическу, она не обратила внимания на приближение эмоциональной ленты Ульриха. Ее занятие сейчас казалось ей настолько серьезным, что только тревожный сигнал об опасности мог прервать его.

Не прервала она его и тогда, когда Ульрих слез с Грома и направился к ней. Подойдя, он остановился и несколько минут молча наблюдая за ней, разглядывая совершенные ею над собой изменения. Потом спросил:

— Что ты делаешь?

— Хочу быть красивой, — деловито объяснила Эрта.

— О, мой бог! И ты туда же. — обреченно воскликнул рыцарь.

— Куда? — удивилась она и обернулась к нему.

— Неважно. Ты и так красивая.

— Я хочу быть еще красивее.

— Зачем?

— Просто хочу. У меня такое настроение.

— И часто у тебя такое настроение?

— Сейчас впервые.

— Ясно. Значит, мы не едем сейчас?

— Пожалуйста, можно чуть позже?

— Можно.

Еще несколько минут он стоял рядом с ней и смотрел на ее отражение в реке. Потом развернулся и пошел к лесу. Когда он вернулся, в его руках было ожерелье, сплетенное из черных и белых корешков папоротника в интересном, ассиметричном и в то же время гармоничном, цветовом сочетании. Он опустился на колени позади нее. Потом снял с ее головы венок. Эрта остановилась и замерла. Он одел на нее ожерелье, затем вернул венок на место. Девушка посмотрела в воду, она себе нравилась, и все еще смотря на себя, она сказала:

— Спасибо. Это то, что надо. И почему я не подумала об этом раньше.

Он улыбнулся:

— Тебе помочь?

— А ты хочешь?

— Да.

— Помоги.

Он взял из ее руки расческу и начал расчесывать ее волосы, заметив отсутствие поблизости некоторых элементов ее обычной прически:

— А где же твоя заколка?

— Обойдусь.

Он снова улыбнулся.

Ульрих укротил ее волосы гораздо быстрее нее. Они легко покорялись ему, скручивались в его руках в удобные прядки, а затем сплетались в красивые ровные маленькие косички. Она пораженно и восхищенно обратилась к его отражению в воде:

— Тебе часто приходилось этим заниматься?

— Да.

— Ты сделал красивыми много женщин? — спросила Эрта, отмечая, что почему-то ей это не очень нравится.

— Ты первая.

— Но как же тогда… — озадаченно начала она, но потом резко обернулась, так, что он едва успел выпустить из рук ее волосы, чтоб не причинить ей боли.

— Гром.

— Гром.

Сказали они почти одновременно. И рассмеялись. Грива и хвост Грома всегда были в идеальном состоянии. Она снова повернулась к реке, а его руки снова вернулись к ее волосам. И она начала следить за его неторопливыми ловкими движениями, получая от них необычное удовольствие.

Потом она спросила его:

— Ты считаешь меня красивой?

— А ты так не считаешь? — спросил он в ответ.

— Нет.

— Почему?

— Потому, что не задавалась раньше таким вопросом.

— И тебе никто раньше не говорил, что ты красивая?

— Говорили. Но, мне было все равно.

— А теперь не все равно?

— Нет.

— Почему?

— Потому, что сейчас мне хочется быть красивой.

Они замолчали.

Через несколько минут спросил он:

— А я кажусь тебе красивым?

— Конечно. Ты столь же красивый, как и весь твой красивый мир.

— Он кажется тебе красивым?

— Да. Очень.

— Странно. Я тоже не задавался раньше таким вопросом. Но, и мне он сейчас кажется очень красивым.

— А ты?

— Что я?

— Ты кажешься себе красивым?

— Я не был в этом уверен. Но, если ты считаешь меня красивым, то мне незачем в этом сомневаться. Ты ведь обещала мне никогда не лгать.

— Ты хотел бы быть еще красивее?

— Возможно. Но, я не знаю как.

Эрта, пристально разглядывая его отражение, убежденно заявила:

— Знаешь, я думаю тебе не нужно быть еще красивее. Если ты будешь еще красивее, ты перестанешь гармонировать с окружающей красотой, и вызовешь диссонанс, и это будет уже некрасиво.

Он улыбнулся:

— А ты?

— Что я?

— Если ты будешь еще красивее, не вызовешь диссонанс?

— Я его вызываю сейчас.

— Чем?

— Обезличенностью.

— И ты считаешь, что красивая характерность может быть только внешней?

— Но ведь внутреннюю никому не видно?

— Ты ошибаешься.

— Ошибаюсь?

— Ее видно мне. А если видно мне, то видно всем людям. Я же не бог, не колдун и не особенный уродец. Я обычный человек. Такой как все.

— Внутри я тоже обезличена, — сказала она, возвращаясь к своим воспоминаниям на озере, когда она не могла вспомнить индивидуальность в лицах своих друзей, — если у меня будет красота снаружи, то красота проникнет и внутрь, и изменит то, что внутри.

Он твердо возразил:

— Думаю, все наоборот. Красота внутренняя характеризует красоту внешнюю. Если красота неправильно подсвечивается изнутри, она не будет красивой, она будет уродливой. Как лица людей в темноте при свете неправильно ложащихся на них отблесков факелов. Иногда, даже очень красивые внешне люди кажутся уродливыми.

Они снова замолчали. Он молчал, потому что ему нравилось причесывать Эрту и он тоже получал от этого удовольствие и сейчас наслаждался им, она чувствовала это. Еще она чувствовала, как в нем просыпается желание. И чувствовала, как в ней оно просыпается тоже. Поэтому, молчала и она, слушая это свое желание. Да что же со мной такое, — думала она, — почему я теряю контроль над своими желаниями. И не только над желаниями разума, но и тела. Секс никогда не был для нее чем-то очень значительным. Просто иногда он требовался ее организму и был ей приятен. Но, есть ли возможность им заняться или нет, ее никогда особенно не волновало. Это было праздное удовольствие, которое можно было получить, когда у тебя много свободного времени. Однако, в свободное время можно было получить еще много других удовольствий. Сейчас ей хотелось только секса. Руки Ульриха стали напряженными и даже начали чуть вздрагивать от этого напряжения. Его желание тоже выросло очень сильно. Он перестал расчесывать ее, взял ее руку и вернул ей расческу. Потом уткнулся лицом в ее затылок и произнес: