Синтия Хэррод-Иглз - Подкидыш
Стоял месяц май, самый чудесный месяц года, когда робкая и незаметная красота весны перерастает в роскошь зеленого лета и когда все вокруг наливается жизнью и силой. В эти долгие золотистые дни кажется осуществимым любое желание. Элеонора тоже заразилась радостью этого «веселого месяца», начавшегося восхитительным сумасшествием весеннего праздника Первого мая. Утром Первого мая, еще до рассвета, молодежь отправилась в лес, чтобы принести домой Май – гирлянды диких цветов и сочной зелени, которыми украсили все вокруг и из которых соорудили дом для королевы Мая.
Столы и скамьи были вынесены на свежий воздух, и там подавался обед для всех домочадцев и гостей – мистера Шоу с маленькой дочерью Сесили и их слуг. Потом был показ живых картин по мотивам преданий о Робин Гуде – с девой Марианной, которую весьма жеманно изображала Хелен, и абсолютно великолепным злым шерифом в исполнении Джоба. Анну выбрали королевой Мая и усадили в её доме, пока остальные дети плясали вокруг майского шеста. Потом были танцы в костюмах героев все той же легенды о Робин Гуде и танцы с мечами, в которых мальчишки, подогретые элем, лившимся рекой, дико прыгали, скакали и оглушительно орали. Это был чудесный день, слегка омраченный только отсутствием Роберта, который теперь проводил все больше времени вдали от фермы, занимаясь другими делами.
Когда Роберт вернулся несколькими днями позже, Элеонора решила доставить ему немного удовольствия, коли уж он пропустил праздник Первого мая, и уговорила мужа ускользнуть после обеда из дома, потихоньку вывести из конюшни двух лошадей и отправиться смотреть новый дом. Стоял чудесный золотистый полдень, когда мягкий солнечный свет заливает поля, словно растопленное масло, и только легкий ветерок колышет травы и нежную молодую листву на деревьях. Были праздники, так что вокруг не было ни души. Откуда-то издалека доносилось мирное блеяние овец и звяканье колокольчика на шее барана. За живой изгородью распевал дрозд, а в вышине носились ласточки, целуясь с голубым небом.
– Как хорошо дома! – счастливым голосом сказал Роберт, пока их лошади неторопливо брели по налившимся сочной зеленью полям. – К сожалению, за богатство и высокое положение приходится расплачиваться слишком частыми разлуками с семьей. Особенно в такое время.
– Я тоже иногда чувствую себя одинокой, – отозвалась Элеонора, только сейчас осознав, что это правда.
– У тебя есть семья и целый дом, который требует постоянного внимания, – напомнил Роберт. – Как ты можешь быть одинокой? – Морлэнд воспринимал все просто, до сих пор искренне считая, что сам он не может ничего значить для неё.
– Я скучала без тебя, – призналась Элеонора. – У меня даже нет никого, с кем я могла бы поболтать вечерами.
Некоторое время они ехали молча, чувствуя какое-то непонятное смущение, что было, пожалуй, даже несколько странно для двух людей, которые были женаты больше четырнадцати лет. Потом они направили лошадей к просеке и, миновав небольшую рощицу, увидели свой новый дом, розоватые кирпичные стены которого весело блестели в лучах мягкого полуденного солнца.
– Прелестный дом, – выдохнула Элеонора. – Он уже почти закончен и будет совсем готов к зиме, если все пойдет как надо.
– Красивый дом, – согласился Роберт. – Эти высокие трубы и широкие окна с цветными стеклами...
– А представь, как все будет выглядеть, когда выкопают ров и заполнят его водой, а на южной стороне разобьют сад, – вставила Элеонора. – Да, сад с огромными деревьями – дубами и березами.
– Ну, огромными-то они станут лет эдак через сто, – покачал головой Роберт – Нам не суждено этого увидеть.
– Дети наших детей увидят! Нет, что ни говори, а дом замечательный! Теперь нам не надо думать ни о времени, ни о деньгах. И больше не придется жить в тесноте. – Несколько минут супруги со счастливыми лицами смотрели на розоватое здание, а потом Элеонора предложила: – Давай войдем внутрь.
Роберт, казалось, немного удивился, но потом улыбнулся.
– Хорошо. Пойдем оглядимся. Пожалуй, в первый и последний раз мы окажемся там наедине.
Они оставили лошадей во внутреннем дворике и бок о бок двинулись по светлым, полным воздуха, пока еще пустым комнатам. Потолки главного зала поддерживались легкими, словно парящими, коваными балками, его высокие, обрамленные камнем окна, расположенные в эркерах, которые были прорублены в толще стен, имели вверху узкие прорези для циркуляции воздуха. Через цветные стекла окон в комнаты лились потоки солнечного света, образуя на полу узор из ярких пятен, похожих на драгоценные камни. Казалось, по полу разбросаны расплавленные рубины, сапфиры и изумруды.
Через весь тихий дом супруги прошли наверх, в гостиную. Эта комната была еще не совсем закончена – вместо окон в стенах зияли открытые проемы, свободно впуская внутрь благоуханный майский воздух, а стены были пока просто кирпичными, ожидая, когда их украсят деревянные панели. Элеонора прошла по тщательно оструганным доскам пола к окну и высунулась наружу, чтобы окинуть взглядом расцветающие под весенним солнцем окрестности.
– Вид отсюда чудесный, – сказала она. – И сама комната будет прекрасной – и летом и зимой.
– Не хочется даже думать в такой день о зиме, – отозвался Роберт, подходя ближе и останавливаясь рядом с женой. – Воздух пахнет, как доброе вино, – я чувствую, что пьянею от него.
Элеонора обернулась и улыбнулась мужу.
– Как ты красива, – мягко сказал он. – Как роза.
– Милорд наконец-то научился делать комплименты, как настоящий придворный льстец, – так же мягко ответила Элеонора.
– Я тебе вовсе не льщу, – возразил Роберт. – Я и правда думаю то, что говорю. Я ведь знаю, что для тебя я всегда был каким-то получеловеком... – Элеонора подняла руку, желая запротестовать, но он схватил её пальчики и поцеловал. Супруги смотрели друг на друга, чувствуя, как между ними возникает какое-то странное притяжение.
То, что сказал Роберт, было правдой. Его любовь к жене всегда сковывала его мужской темперамент, и он так никогда и не стал для Элеоноры желанным возлюбленным. Все интимные отношения между ними прекратились после зачатия последнего ребенка, Гарри, то есть почти семь лет назад. С тех пор Роберт чаще отсутствовал, а когда все-таки появлялся дома, старая неуверенность в себе удерживала его от попыток приласкать жену.
– Ты же знаешь, что это правда, – проговорил он сейчас, по-прежнему держа её руку в своих ладонях. – Но точно так же ты знаешь: это не из-за того, что я не люблю тебя, – наоборот, все происходит так потому, что я слишком тебя люблю.
– Роберт... – начала Элеонора, сама толком не зная, что собирается сказать.
