Дарья Плещеева - Курляндский бес
Дюллегрит подняла голову и увидела на соседской крыше два силуэта. Несколько секунд спустя она поняла, что это граф ван Тенгберген и Арне Аррибо.
Она бесшумно скользнула под невысокую, но пышную липу, замерла, прижавшись к стволу. Медовый аромат ее не обрадовал – ей важно было понять, какого черта граф залез на крышу, остальное не имело значения.
– А теперь взгляните туда, дон Аррибо, мой друг! Вон, вон, видите, светится окошко? Ну-ка, приподнимем крышу с этого домика…
– Там, кажется, живет хозяин бакалейной лавки…
– Там живет подлинный чудо-рыцарь! Он раздевается сейчас, я это вижу, а вы – разве нет? Посмотрите на чудеса! Вот скинул наш рыцарь парик – оказывается, он лысый; снял поддельный нос – он безносый; отклеил усы – безусый; отстегнул деревянную ногу – калека; не в постель бы ему ложиться, а в могилу! – пропев «в могилу», граф расхохотался.
– Я читал про это в «Хромом Бесе», но, ваша светлость, поговорите обо мне с его высочеством!
– Мой друг, а ведь вы истинный друг, вы спасли меня в такую минуту, какой я злейшему врагу не пожелаю… Вы вернули мне душу, дон Аррибо! Так вот, мой друг, я выполню любую вашу просьбу, я ваш должник. Но сперва прогуляемся по крышам. Не бойтесь, мы будем переноситься легко, как пташки!
Граф вскочил и с края крыши домика сиганул на крышу сарая – действительно, с неимоверной легкостью. Там он замер на одной ноге, раскинув руки, не хуже, чем Длинный Ваппер; вот только он был гораздо красивее Никласса. А Дюллегрит уж умела отличить красивого мужчину от какого-нибудь уродца и красивую позу от корявой.
Окликать графа было опасно – чего доброго, сверзится с сарая.
– Вы-то пташка, а я-то мужчина в теле, – отозвался Аррибо. – Но если ваша светлость прикажет… Только скажите его высочеству, что я желал угодить! А враг мой, повар Штейнфельд, нарочно припас зловредных трав! Пусть всех поваров и поварят строго допросят! Моей вины нет, я брал наилучшие приправы!
– А не снять ли крышу с герцогской опочивальни? – весело предложил граф. Аррибо в ужасе замахал на него руками.
– А ведь сниму. И увижу их высочества под одним одеялом. Думаете, эта пара предается излишествам любви? Нет, они ссорятся из-за того, что герцогиня чересчур защищает интересы своего братца, курфюрста Бранденбургского, а курфюрст – себе на уме, ему наплевать на Курляндию, его беспокоит лишь Польша. Ему нужно избавиться от ленной зависимости, он больше не хочет быть вассалом польских королей! И ссорятся герцог с герцогиней из-за мариенбургского договора…
– Какого договора? – голос Аррибо вдруг изменился.
– Герцог говорит – разве твоему братцу мало было, что в январе он подписал со шведским королем договор в Кенигсберге и обязался держать наготове для шведов свои полки? У курфюрста двадцать пять тысяч человек войска, и шведский Карл на них облизывается, как кот на сметану. Так они же еще недавно в Мариенбурге о том же самом новый договор подписали.
– Об этом говорили в замке?
– Об этом говорят сейчас герцог с герцогиней, и ее высочество умоляет его высочество не ссориться со шведами. Вон курфюрст, ее братец, уже почти сделался вассалом шведского короля, отчего бы и Якобу Курляндскому не пойти тем же путем? Война идет, так говорит герцогиня, московиты огромный кусок Польши отхватили, остальное шведы возьмут, а потом подерутся из-за Курляндии – и на курляндской земле. Ради этого ли ты, говорит герцогиня, благоустраивал свою страну, заводил мануфактуры, строил корабли?
– Так, так… – бормотал Аррибо. – А не говорит ли герцогиня о посольстве московитов с их птицами?
– О птицах она не говорит. А говорит, что не надо слать писем русскому царю, и тут я умолкаю… – граф рассмеялся. – Как смешны все эти игры под одеялом!.. Летим дальше! Вот еще одна крыша… еще один скачок…
И граф прыгнул с сарая.
Далеко он не улетел – перед домом и под стеной сарая хозяева развели маленький цветник, и графские ноги чуть не по колено ушли в рыхлую землю. Граф, негромко вскрикнув, повалился на бок.
– Боже мой, боже мой! – запричитал наверху Аррибо. – Ваша светлость, я сейчас, я сейчас… Где эта проклятая лестница?..
Одновременно из-под липы выскочила Дюллегрит и кинулась к любимому. Он лежал на сломанных цветах, Дюллегрит опустилась рядом на корточки.
– Вы целы, ваша светлость? Осторожно, не двигайтесь, только пошевелите одной ногой…
– Кто ты, добрый бесенок? – спросил граф. – Откуда ты прилетел?
– Я Маргарита Пермеке, вы не узнали меня? Я сестра Никласса Пермеке, – обиженно ответила Дюллегрит.
– Да, плясун, я помню! Славный бес, отменно скачет! А ты, бесенок?
– Я танцевала пастушку и рыбачку… Я понравилась герцогу, он дал мне два дуката со своим портретом! Вы совсем меня не помните? Мы плыли вместе в Либаву…
– Мы плыли в Либаву? Да… – граф задумался. – Теперь вспоминаю. Ты прелестный бесенок!
Дюллегрит покраснела.
– Ваша светлость, ваша светлость, вы не покалечились? – с этими словами Аррибо упал на колени перед графом.
– Кажется, нет, дон Аррибо. Сейчас встану и узнаю.
Оказалось, граф подвернул ногу, но это его лишь обрадовало.
– Так и должно быть, любезные бесы! Имя обязывает! Ведь отчего я ношу такое имя? Я был первым среди поднявших мятеж на небесах и первым среди низринутых! – гордо сообщил граф. – Все прочие свалились на меня, отчего я и получил увечье, я отмечен десницей Господа и копытами всех дьяволов, а в придачу и прозвищем. Но хромота не помеха, без меня еще не обошлась ни одна каверза.
– Господи помилуй! – ответил на эту речь Аррибо. – Давайте-ка мы с этой любезной девицей отведем вас домой. Попрыгали по крышам – пора и отдохнуть. Обопритесь на меня…
Но граф отважно захромал к дому.
Дюллегрит смотрела на него, и ей было страшновато. Возлюбленный городил ахинею, и ахинею опасную – нельзя так шутить, нельзя заигрывать с дьяволом…
– Ты где, бесенок? – спросил, обернувшись, граф. – Идем!
И Дюллегрит пошла за ним, как на веревочке. Рядом с ней оказался златокудрый повар.
– Лучше бы вам, барышня, повернуть назад, – прошептал он.
Дюллегрит и сама это понимала. Но граф снова обернулся и снова позвал:
– Бесенок!
Не послушаться было равноценно смерти.
– Как вы здесь оказались ночью? – спросил Аррибо.
– Я хотела сказать его светлости про грабителей. Это были московиты, – шепотом же ответила Дюллегрит. – Об этом никто не знает, только я. Но если бы я сказала при всех, мне бы влетело от брата – почему я ночью не сплю, а гуляю по Гольдингену.
