Александр Дюма - Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя. Книга 1
— Разумеется, но я наберу войско.
— Да, да, понимаю, вы захватите его врасплох. О, в таком случае успех обеспечен, потому что в таких подвигах никто с вами не сравнится.
— Мне везло в них, правда, — отвечал д’Артаньян с гордой простотой. — Ты понимаешь, что если бы в этом деле со мной были мой милый Атос, бесстрашный Портос и хитрый Арамис, то мы бы быстро закончили его. Но они куда-то исчезли, и никто не знает, где их найти. Поэтому я возьмусь за дело один. Скажи мне только: выгодно ли оно? Можно ли рискнуть капиталом?
— Слишком выгодно.
— Как так?
— Блестящие дела редко удаются.
— Но это удастся наверное, и вот доказательство: я за него берусь. Ты извлечешь немалую выгоду, да и я тоже. Скажут: «Вот что совершил господин д’Артаньян в старости». Обо мне будут рассказывать легенды. Я попаду в историю, Планше. Я жажду славы!
— Ах, сударь! — вскричал Планше. — Как подумаю, что здесь, среди моей патоки, чернослива и корицы обсуждается такой великий проект, лавка моя кажется мне дворцом!
— Но берегись, Планше, берегись! Если узнают хоть что-нибудь, то Бастилия ждет нас обоих. Берегись, друг мой, ведь мы составляем заговор против министров; Монк — союзник Мазарини. Берегись!
— Когда имеешь честь служить вам, так ничего не боишься; а когда имеешь удовольствие вести с вами денежные дела, так умеешь молчать.
— Хорошо. Это касается тебя больше, чем меня; я через неделю буду уже в Англии.
— Поезжайте, сударь, и чем скорее, тем лучше.
— Так деньги готовы?
— Завтра будут готовы: вы их получите из моих рук. Желаете получить золотом и серебром?
— Золотом удобнее. Но как мы оформим все это? Подумай-ка!
— Очень просто: вы дадите мне расписку, вот и все.
— Нет, нет, — живо сказал д’Артаньян. — Я во всем люблю порядок.
— И я тоже; но с вами…
— А если я там умру, если меня убьет мушкетная пуля, если я обопьюсь пивом?
— Ах! Поверьте, в этом случае я буду так огорчен вашей смертью, что забуду о деньгах.
— Благодарю, Планше, но порядок прежде всего. Мы сейчас напишем условие, которое можно назвать актом нашей компании.
Планше принес бумагу, перо и чернила. Д’Артаньян взял перо, обмакнул его и написал:
«Отставной лейтенант королевских мушкетеров, г-н д’Артаньян, ныне живущий на Тиктонской улице в гостинице „Козочка“, и торговец г-н Планше, живущий на Ломбардской улице, при лавке под вывескою „Золотой пестик“, условились о нижеследующем.
Составляется компания с капиталом в сорок тысяч ливров для эксплуатации идеи г-на д’Артаньяна. Г-н Планше, познакомившись с этой идеей и вполне ее одобряя, вручает г-ну д’Артаньяну двадцать тысяч ливров. Он не должен требовать ни возвращения капитала, ни уплаты процентов до тех пор, пока г-н д’Артаньян не вернется из Англии, куда теперь едет.
Господин д’Артаньян, со своей стороны, обязуется приложить свои двадцать тысяч ливров к деньгам, полученным от г-на Планше. Г-н д’Артаньян употребит эту сумму в сорок тысяч ливров по своему благоусмотрению, обязуясь, однако, выполнить нижеизложенное условие.
Когда г-н д’Артаньян каким бы то ни было способом возвратит его величеству королю Карлу II английский трон, он должен выплатить г-ну Планше всего…»
— Всего полтораста тысяч ливров, — наивно произнес Планше, видя, что д’Артаньян остановился.
— Нет, черт возьми! — сказал д’Артаньян. — Прибыль нельзя делить пополам, это было бы несправедливо.
— Однако, сударь, мы участвуем в деле поровну, — робко заметил Планше.
— Правда, но выслушай следующий пункт, любезный Планше; если он покажется тебе не совсем справедливым, мы вычеркнем его.
И д’Артаньян написал:
«Поелику г-н д’Артаньян жертвует компании, кроме капитала в двадцать тысяч ливров, свое время, умение и свою шкуру, а все эти предметы для него весьма ценны, особенно последняя, то г-н д’Артаньян из трехсот тысяч ливров оставит себе двести тысяч, то есть на его долю придется две трети всей суммы».
— Очень хорошо, — сказал Планше.
— Справедливо?
— Вполне справедливо.
— И ты удовлетворишься сотней тысяч?
— Еще бы! Помилуйте! Получить сто тысяч ливров за двадцать тысяч!
— В один месяц, понимаешь ли?
— Как! В месяц?
— Да, я прошу у тебя только месяц срока.
— Сударь, — великодушно сказал Планше, — я даю вам шесть недель.
— Благодарю, — любезно ответил мушкетер.
Компаньоны еще раз перечли акт.
— Превосходно, сударь, — одобрил Планше. — Покойный Кокнар, первый муж баронессы дю Валлон, не мог бы лучше составить эту бумагу.
— Если так, подпишемся.
Оба подписали акт.
— Таким образом, — заключил д’Артаньян, — я никому ничем не буду обязан.
— Но я буду обязан вам, — сказал Планше.
— Как знать! Как я ни забочусь о своей шкуре, Планше, однако я все же могу оставить ее в Англии, и ты все потеряешь. Кстати, я вспомнил о самом нужном, самом важном пункте. Давай-ка я припишу его:
«Если г-н д’Артаньян погибнет во время предприятия, то компания ликвидируется, и г-н Планше заранее прощает тени г-на д’Артаньяна двадцать тысяч ливров, которые он, Планше, внес в кассу поименованной компании».
Последний пункт заставил Планше нахмуриться, но, взглянув на блестящие глаза своего компаньона, на его мускулистую руку, на его крепкое тело, он приободрился и без сожаления, уверенно подписал последний пункт. Д’Артаньян сделал то же самое. Так и был составлен первый известный в истории общественный договор. Быть может, впоследствии несколько исказили его форму и содержание.
— А теперь, — сказал Планше, наливая д’Артаньяну последний стакан анжуйского вина, — извольте ложиться спать.
— Да нет же, — ответил д’Артаньян, — ибо теперь остается самое трудное, и я хочу обдумать это самое трудное.
— Ну вот! — заметил Планше. — Я так вам верю, господин д’Артаньян, что не отдал бы моих ста тысяч фунтов за девяносто.
— Черт меня побери! — воскликнул д’Артаньян. — Я считаю, что ты прав.
Д’Артаньян взял свечу, прошел в свою комнату и лег в постель.
XXI. Д’Артаньян готовится путешествовать по делам торгового дома «Планше и K°»
Д’Артаньян так много думал всю ночь, что к утру план был у него готов.
— Вот, — начал он, сев в постели, облокотившись на колено и подперев подбородок рукою, — вот что я сделаю! Я подыщу сорок человек, верных и стойких; найду их между людьми, пусть замешанными в сомнительные делишки, но приученными к дисциплине. Я обещаю им по пятьсот ливров, если они вернутся живыми во Францию; а если не вернутся, то ничего… или половину обещанной суммы их наследникам. Что касается пищи и жилья, то это — дело англичан, у которых есть скот на пастбищах, сало в солильных кадках, куры в курятниках и зерно в амбарах. С этим отрядом я явлюсь к генералу Монку. Он примет меня; я приобрету его доверие и злоупотреблю им как можно скорее.
