Ульрике Швайкерт - Святой и грешница
Эстер со слезами на глазах рассмеялась.
— Ты будешь пить бульон и, как велел монах, молоко. Это поможет тебе набраться сил. Ах, Жанель, мы чуть было не потеряли тебя, но, думаю, теперь ты поправишься.
— Меня потеряли, — пробормотала француженка. — Это на вас похоже! — и слегка улыбнулась. Без возражений она выпила теплый бульон. Затем она уснула, и ее дыхание стало ровным. Кашель прекратился.
С каждым днем Жанель становилось все лучше, и в субботу она первый раз, шатаясь, встала с кровати, чтобы посидеть с остальными на улице в тени дерева. Вечером Элизабет подошла к Эльзе и заговорила с ней. После того случая она старалась избегать мадам, но сегодня нарушила молчание.
— Мадам, можно попросить маленький листок бумаги, перо и немного чернил?
— Для чего тебе? — коротко спросила она. Видимо, она еще не простила ей кражу и самовольное поведение. Причем Элизабет предполагала, что кража значила для мадам намного больше.
— Я хотела бы сообщить отцу Антониусу о выздоровлении Жанель и поблагодарить за помощь.
— Хм…
— Пожалуйста, без его лекарства Жанель точно умерла бы.
— Этого мы знать не можем, — возразила Эльза. — Но, наверное, это правильно, — неохотно признала она. Элизабет видела, как она борется с собой. Любые расходы огорчали Эльзу, тем более если казались ей ненужными!
— Я заплачу за бумагу.
— Ну ладно, если тебе так надо. Пойдем со мной!
Элизабет пошла за мадам к ее дому. Всю дорогу Эльза тихо ругалась себе под нос:
— Такая бесполезная затея, расточительство дорогой бумаги… и сентиментальность.
Но Элизабет вела себя так, будто ничего не слышала.
— Присаживайся, — сказала мадам довольно резко и указала на табурет у стола. Она поставила перед Элизабет чернильницу, достала перо с обтрепанным стержнем, нож и небольшой кусок надорванной засаленной бумаги. Заточив ножом перо, она положила его на стол перед Элизабет.
— Спасибо.
Мадам села напротив нее. Элизабет опустила перо в чернильницу и начала писать. Красивые размашистые буквы появлялись на листе. Элизабет писала быстро и плавно, останавливаясь только для того, чтобы макнуть перо в чернильницу. Лицо мадам суровело с каждым написанным словом. Наконец Элизабет отложила перо. Подождав, пока чернила высохнут, она сложила лист бумаги и, немного подумав, дописала: «Отцу Антониусу».
— Можно я отнесу письмо в монастырь? — попросила она мадам.
— Я не против. Возьми с собой Грет, и купите на обратном пути хлеб и сыр на вечер. И не шатайтесь там без дела!
Элизабет безразлично на нее посмотрела.
— Конечно же, нет, мамочка, — отстраненно ответила Элизабет и вышла.
Эльза Эберлин, глядя ей вслед, медленно покачала головой.
— Не знаю, как это объяснить, но иной раз мне кажется, что она ускользает от меня. Мне нужно внимательно следить за ней!
Глава 12
Мужчины молча ехали верхом. Месяц скрылся за тучами, поэтому они продвигались вперед медленно, так как не хотели, чтобы лошади сломали ноги в заячьих норах. Граф запретил им зажигать факелы. На некотором расстоянии за ними следовали возглавляемые фельдфебелями отряды пехоты. Ночью невозможно было разобрать цвета на флагах, но очертания гербов просматривались. Это были знаки могущественных родов: сначала герб епископа Шпайера и маркграфа Ганса из Бранденбурга. За ними следовали граф фон Генеберг, фон Кастель и фон Вертгейм, фон Ганау и фон Зольм. Последним к войску примкнул Конрад фон Вайнсберг. Колонна остановилась, лошади фыркали и нетерпеливо били копытами, пока люди в доспехах с оружием пытались не показывать своего беспокойства.
Посовещавшись под ветвями векового дуба, господа вернулись к своим отрядам и шепотом передали указания. Войско продолжило движение. Вскоре отряды фон Вертгейма, фон Зольма и фон Ганау отделились — им предстояло перейти через Майн, Конрад фон Вайнсберг кивнул своим рыцарям и пехоте, чтобы они следовали за ним вдоль ручья к мельнице. Вся надежда была на неожиданность. Затаившись под покровом ночи, Конрад ждал, пока люди маркграфа и епископа займут свои позиции у городской стены. Остальные уже наверняка добрались до монастырей Целль и Химмельпфорт.
С первыми утренними лучами люди Вайнсберга заняли мельницу. Захваченный врасплох мельник вместе со своими помощниками не оказывал сопротивления. Оба монастыря точно так же без человеческих жертв перешли в руки нарушителей границ. Братья монастыря Целль без борьбы покорились своей судьбе. Монахини ордена цистерцианцев из монастыря Химмельпфорт также смирились со своей участью. Потупив взоры и боязливо перешептываясь, они быстро направлялись к трапезной под охраной нескольких вооруженных людей.
— Что вы собираетесь с нами делать? — обратилась настоятельница к рыцарю. — Бог накажет вас, если вы возьмете грех на свою душу на этой священной земле!
Граф Михаэль фон Вертгейм махнул рукой.
— Здесь речь идет о большем, чем ваши сестры. Вам не стоит бояться ни меня, ни моих людей. Наша судьба решается в Вюрцбурге и крепости Мариенберг. Город и капитул перегнули палку в своем сопротивлении епископу!
— Тогда помилуй нас Господи, — пробормотала настоятельница и перекрестилась.
— Вы не поверите! — кричала Анна, перебегая рано утром луг с распущенными волосами. За ней следовала растрепанная Мара. Девушки собрались на улице за завтраком, как обычно в теплую погоду.
— Не стоило отпускать их вдвоем, — проворчала мадам и прикрикнула: — Во что мы не поверим? И где молоко, которое вы должны были купить для Жанель?
— О! — Анна внезапно остановилась и обернулась к Маре в поисках поддержки. — Мы от волнения забыли о нем.
Недолго разбираясь, мадам влепила девушкам пощечину.
— Можно подумать, что вам все равно, поправится Жанель или ей придется подыхать.
— Нет, мамочка! — У Анны на глазах появились слезы. — Ты не можешь так думать о нас. Мы любим Жанель, и она нам дорога, но сейчас на карту поставлены жизни нас всех!
— Что за бред? — выругалась мадам.
— Это правда, — вмешалась Мара. — Стражники у стен взволнованы: ночью город окружило большое войско с множеством рыцарей и пехоты.
— Что за бред! — повторила мадам. — Совет давно бил бы в набат.
— Внизу, в предместье Занд, они давно уже это делают, с тех пор как заметили движущееся с юга войско.
В подтверждение слов Мары колокола собора Ноймюнстер и других церквей во внутреннем городе начали бить тревогу. Последним зазвучал колокол церкви Святой Гертруды. Девушки посмотрели на колокольню, возвышавшуюся за близлежащими домами предместья Плайхах. На некоторое время они испуганно замолчали.
