Иван Любенко - Черная магнолия
Клязьмогоров промолчал.
— Ну хорошо. Я дам вам те же пятнадцать рублей, — он подошел к столу и выдвинул ящик.
— Я вижу, вы меня неправильно поняли, — холодно ответил фотограф. — Неделю назад вы приходили ко мне якобы по просьбе полковника и хотели получить негативы чертежей, которые он просил переснять накануне. Однако уже на следующий день господин Левицкий был убит. Я не знаю, причастны ли вы к его смерти или нет, — в этом будет разбираться полиция, если… — он помолчал несколько секунд, — если вы не захотите купить негативы за пять тысяч рублей.
— Сколько? — ахнул постоялец. — Пять тысяч? Да где же я возьму такие деньги? И потом, к негативам я имею самое косвенное отношение: один солидный человек предложил мне заработать. Он дал мне пятнадцать рублей и отправил к вам с тем, чтобы я купил пластины с чертежами полковника. За это он обещал мне солидное вознаграждение. Я и в полиции могу это подтвердить. Знаете что? — его глаза сверкнули холодным блеском. — А давайте найдем его и вместе потребуем десять тысяч рублей. Пять — мне, пять — вам. А?
— Позвольте, — опешил Амвросий, — а зачем же сейчас вы хотели их купить у меня?
— Чтобы перепродать ему! Я же говорю вам — давайте заработаем вместе. Я видел его на набережной. Он все еще в Ялте. И постоянно крутится в книжном магазине у Синани. Так что разузнать его адрес не составит большого труда. — Он потер ладонью лоб и спросил: — Негативы у вас?
— Я не настолько глуп, чтобы таскать их с собой, — надменно ответил Клязьмогоров.
— Верно-верно, — закивал головой хозяин. — А вы до которого часа сегодня открыты?
— До восьми.
— Отлично! — хлопнул в ладоши упитанный господин. — До этого времени я узнаю его адрес. Значит так, — он почесал затылок. — В восемь пятнадцать я буду у вас. Не забудьте приготовить пластины. Хорошо?
— Ладно, — неуверенно согласился фотограф.
— Вот и славно, вот и договорились, — выпроваживая гостя, приговаривал средних лет мужчина.
На улице шел проливной дождь. Покинув доходный дом, Клязьмогоров ощутил, как им овладело неясное чувство страха. Медленно, словно ртуть, оно заполнило тело, и стало трудно дышать. Он раскрыл зонт и вытащил из кармана часы. Стрелки показывали без четверти семь. До назначенного рандеву оставалось не так уж много времени.
27
Двойное смертоубийство
Утро пятницы, тридцатого марта, началось для Ардашева с беспокойного стука в дверь. Незваным гостем оказался капитан Мяличкин. Офицер был взволнован. Из его рассказа следовало, что «хвост», о котором он договорился с Гвоздевичем накануне вечером, был послан к объекту только на следующий день. Почему исправник не выполнил его приказ, было непонятно. Сам Гвоздевич плел какую-то несусветную чушь, что, мол, он решил дать своим людям отдохнуть.
И потому, прибыв к художественному салону только утром, филеры стали ждать появления Клязьмогорова. Но фотоателье было закрыто. Прошел час. Постепенно у дверей начали собираться отдыхающие: одни пришли фотографироваться, другие — получить снимки. Прождали еще полчаса — объект не появлялся. «Топтуны», почувствовав неладное, вызвали городового — благо полицейское управление находилось рядом. Уличный страж порядка немедля отправился на поиски кассира Глаголева, жившего аж в Воронцовской слободке. Его заплаканная жена сообщила, что муж домой не возвращался. В квартире Клязьмогорова дверь тоже оказалась заперта. Тогда кто-то вспомнил о хозяине художественного салона — господине Зембинском. С минуты на минуту он должен был появиться.
Капитан, предчувствуя неладное, попросил присяжного поверенного отправиться вместе с ним. Заручившись согласием, он остался ждать внизу. Ардашев тут же разбудил Нижегородцева.
Через четверть часа приятели уже спускались по гостиничной лестнице. Мяличкин и Берг нервно курили у автомобиля. Завидев доктора и адвоката, ротмистр завел мотор. До художественного салона, располагавшегося на Пушкинском бульваре, они доехали быстро.
У одноэтажного здания стояло несколько пустых полицейских пролеток и толпились любопытные. Зембинский — седой старик — еще не отошел от шока и был бледен как полотно. Увиденное потрясло его настолько, что он то и дело сморкался в платок, промакивая глаза, и тихо молился. Было заметно, что он с трудом держит себя в руках.
Внутри фотостудии собрались все судебно-полицейские власти Ялты: следователь Лепищинский, исправник Гвоздевич и даже прокурор. Судебный врач Симбирцев и уже знакомый седовласый эксперт в очках молча делали свою работу. Полицейский фотограф щелкал собственной камерой. В той самой студии, где еще недавно Ардашев и Нижегородцев фотографировались на память, их взору предстала жуткая картина.
Клязьмогоров сидел в кресле для клиентов. Руки несчастного были накрепко привязаны к подлокотникам, а ноги приторочены к массивным ножкам. Искусанные до крови губы посинели. Голова упала набок. Там, где должен находиться нос, зияли два отверстия. Отрезанное ухо лежало на левом колене; на правом — кусок носа. Светлая сорочка и муаровый галстук насквозь пропитались кровью.
Труп кассира Глаголева с перерезанным горлом находился почти у самого порога. Ему, по всей видимости, «повезло» — старика убили сразу, и он умер почти без мучений.
Мяличкин нервно прошелся по комнате и отозвал в сторону Гвоздевича. За невыполненное вовремя приказание капитан грозил исправнику судом и отставкой. И тот, будто нашкодивший ученик, уныло смотрел в пол и согласно кивал плешивой головой.
Как заявил судебный врач, смерть наступила еще вчера вечером. Судя по всему, злодеи вошли внутрь, сразу же убили кассира, а потом принялись пытать фотографа.
Отпечатков пальцев проявилось так много, что выявлять их принадлежность было пустой затеей. Во всем здании провели тщательный обыск, но негативов, чертежей Левицкого обнаружить не удалось. Вскоре выяснилось, что и полицейский наряд, обшаривший съемную комнату фотографа, тоже остался ни с чем. Как объяснил второй следователь, привлеченный к дознанию, еще с порога было ясно, что до них там уже кто-то орудовал.
Ардашев подошел к полицейскому фотографу и, склонившись у него над ухом, что-то прошептал. Тот согласно кивнул, повернул объектив вправо и сделал снимок.
Клим Пантелеевич тем временем осматривал место происшествия. Он обратил внимание, что к правой туфле Клязьмогорова прилип кусок черной вощеной нитки, с дюйм длиной. Нагнувшись, он достал из кармана складную лупу и осмотрел ее. Это обстоятельство не могло ускользнуть от внимания Лепещинского.
