Обманувшая смерть - Ковалев Анатолий Евгеньевич
В одной из оживленных московских торговых улиц весной одна тысяча восемьсот тридцать первого года открылся трактир «с номерами», устроенный самым лучшим манером. В нем вы уж не сыщете ни подслеповатых окошек, где трещины в стеклах заклеены обрывками «Московских ведомостей», ни прогнивших полов, ни «нумеров», очень похожих на гробы, с тою только разницей, что в гробах не водятся клопы. Заспанный половой с неумытой физиономией уж не подаст вам остывших щей, в которых плавают тараканы, попавшие туда не иначе как из человеколюбия и желания восполнить недостаток в мясе. Завсегдатай обычных трактиров, спросивший здесь привычную «пару чаю», долго еще сидит, изумленно скребя затылок, пытаясь распробовать ароматный крепкий напиток, знакомый ему по названию, но никак не по вкусу. Словом, все устроено прекрасно, слава заведения растет, и это целиком заслуга хозяев-молодоженов, взявшихся за дело с твердой целью преуспеть и разбогатеть.
Хозяин, Вильгельм Сапрыкин, бывший камердинер графа Шувалова (о чем он не устает напоминать поставщикам и самым почетным «чистым» посетителям), ведает трактиром. Его супруга Елизавета взяла на себя заботу о номерах наверху – и любо посмотреть, как эта молодая женщина, одетая и причесанная «по-господски», затянутая в корсет, такой же несгибаемый, как ее воля, командует горничными девушками. Она входит во все мелочи, проверяет белье, пишет счета, помыкает прачками, посудомойками, мальчишками-рассыльными. Ее боится сам повар, которого она несколько раз «уличила». «Уличать» – особенный талант госпожи Сапрыкиной, который приводит в трепет всех, кроме ее неизменно веселого супруга. «Уличив» и морально уничтожив очередную жертву, госпожа Сапрыкина с шиком извлекает из кармашка золотые часики, свадебный подарок бывшей хозяйки, княжны Головиной (о чем она не устает напоминать поставщикам и почетным «чистым» посетителям), щелкает крышками и смотрит на циферблат выпуклыми красноватыми глазами, словно пытается в чем-то «уличить» само время. От нее не утаишь и копейки.
Дела у супругов идут прекрасно. В первый же год трактир «с номерами» окупил все затраченные на устройство средства, во второй – принес небольшую прибыль, несмотря на то, что госпожа Сапрыкина готовилась к известному событию, которое мешало ей «уличать» персонал с прежней неутомимостью. Третий год был воистину самым удачным для супругов. Госпожа Сапрыкина не посрамила звание дщери Британии и, несмотря на свою необыкновенную худосочность, произвела на свет такого богатыря, что повитуха только диву далась. Прибыль от трактира «с номерами» получилась настолько внушительная, что Вилим, в восторге качая на руках пухлого, круглого младенца с чрезвычайно рыжими волосами и необыкновенно громким голосом, вдохновенно напевал ему:
– А-а-а, вырастешь большой! А-а-а, откроешь ресторацию с музыкой! Там в оркестре будет барабан, такой большой – бум, бум, бум!
Младенец, ошеломленный такой блестящей перспективой, дрыгал пухлыми красными ножонками и хохотал басом.
– Нет, Вилим, нет! – отвечала счастливая супруга, с нежностью взирая на эту идиллическую сцену увлажнившимся взглядом. – Мы составим капитал и дадим мальчику приличное образование. Он будет большим коммерсантом, купцом, как мой отец!
Госпожа Сапрыкина несколько преувеличивала: ее почтенный родитель был всего-навсего старшим приказчиком у крупного купца-мануфактурщика, но никак уж не купцом. Однако собственный, отлично устроенный трактир «с номерами», чистая публика, которая с ней раскланивалась, раболепство горничных, которые не смели дышать при хозяйке, боясь быть «уличенными», золотые часики на груди – все это придавало Елизавете Сапрыкиной новый вес и блеск в собственных глазах, так что мы не будем строго судить счастливую молодую мать за ее фантазию. И Вилим, очень высоко ценивший ум и деловую хватку супруги, целиком соглашался с тем, что купцом быть куда лучше, чем иметь ресторацию, пусть даже с оркестром и барабаном «бум-бум-бум».
* * *В пряничной столице одного из крошечных немецких княжеств на главной пряничной улице стоит самый что ни на есть пряничный домик с фахтверковым фасадом. Его маленькие, чисто вымытые окошки смотрят приветливо и весело, на коньке красной черепичной крыши воркуют белые голуби, а в крошечном садике едва поместились два куста роз, но уж будьте уверены: это самые пышные и прекрасные розы во всем пряничном городке. На заднем дворике стоит яблонька, которая весной бывает вся усыпана цветами, зато осенью приносит всего два-три червивых яблочка, что очень огорчает хозяйку пряничного домика.
Впрочем, судя по безмятежному выражению лица этой милой женщины, других огорчений в ее жизни нет. И отчего ей грустить, в самом деле? Она приехала в пряничный городок вместе с мужем ранней весной одна тысяча восемьсот тридцать первого года откуда-то из Польши. А может быть, из Моравии, не соглашались со сторонниками польской версии завсегдатаи лучшей в пряничном городке пивной. Но уж точно, пара прибыла не из Богемии, потому что первое время ни муж, ни жена не умели связать по-немецки двух слов! Жители пряничного городка быстро примирились с невежеством чужеземцев, поскольку прошел слух, что у тех водятся деньги. Пара поместила свои капиталы в городском банке, приобрела дом и зажила тихо-мирно, ничем не выделяясь среди соседей. Вскоре супруга (обладательница романтического имени Изелина) уже могла поддержать разговор с соседками. Она охотно принимала приглашения на чашку кофе, а приглашая соседок к себе, не скупилась ни на жирные сливки, ни на сахар, ни на печенье и собственноручно варила такой крепкий кофе, что супруга нотариуса (угощавшая гостей какой-то разбавленной коричневатой жижей) каждый раз потом жаловалась на сердцебиение. Дамы пряничного городка дружно решили, что их новая подруга – особа отменно хозяйственная, умеет к лицу одеться и ведет себя со скромным достоинством. Всех трогало то, что фрау Изелина, поднимая глаза на портрет (маслом, в богатейшей рамке) дядюшки, оставившего ей наследство, каждый раз касается уголков глаз платком.
Супруг ее, неразговорчивый, смуглый брюнет, с черными дерзкими глазами и несколько развязными манерами, понравился горожанам меньше. Впрочем, фрау Изелина иной раз намекала, что ее ненаглядный Лоренцо (у этой пары были на редкость оперные имена!) имеет в прошлом какую-то драму, связанную с жестоким предательством лучшего друга. Сердце его разбито навсегда, оттого она, как преданная супруга, и приняла решение покинуть края, где они так страдали! Полученное наследство пришлось как нельзя кстати… Вновь являлся на свет платок и подносился к глазам, к слову, совершенно сухим. Изображенный на портрете тучный важный господин (приобретенный вместе с рамкой у антиквара в Дрездене) взирал на свою самозваную племянницу с негодованием, но изобличить ее, увы, не мог.
Читатель узнал, конечно, Изольду и Иллариона, след которых таким прискорбным образом потерял Савельев. Увы, порок и преступление не всегда караются в земном существовании! Дворецкому и экономке удалось спрятаться, причем на разных квартирах, а после снятия карантина, когда из Москвы хлынул огромный поток отъезжающих, вновь соединиться и бежать незамеченными. Илларион дважды переменял поддельные документы. Лишь миновав мятежную Польшу и оказавшись в Германии, пара почувствовала себя в безопасности.
Мечты о ссудной кассе и магазине были оставлены. Изольда, трудившаяся всю жизнь и не нажившая трудом никакого состояния, считала, что куда приятнее жить на проценты с капитала. Она пользуется уважением соседок, ей кланяется сам мэр. Когда бывшая экономка идет на городской рынок, сопровождаемая очень маленькой служанкой с очень большой корзиной, на ее сытом белом лице написано столько самодовольства, обернутые вокруг головы каштановые косы дышат такой добродетелью, сами складки ее платья колышутся в такт шагам так величаво, что взгляды обитателей пряничного городка провожают фрау Изелину с почтением и удовольствием.
