Татьяна Минасян - Белый континент
После рождения маленького Питера Маркхема Скотта Кэтлин как будто подменили. От возвышенной, творческой, все понимающей и любящей его молодой жены не осталось и следа. Ее место заняла другая, почти совсем не знакомая Роберту женщина — все время из-за чего-то беспокоившаяся, нервная, сюсюкавшая с ребенком и умилявшаяся им, упрекавшая Роберта за то, что сам он не хотел возиться с сыном… А еще — ни в какую не желавшая отпускать его в путешествие. Кэтлин, которая всегда поддерживала Роберта во всех его делах, которая не давала ему отчаяться в самые тяжелые моменты, когда он думал, что у него не получится снарядить экспедицию, и готов был все бросить — та же самая Кэтлин теперь плакала и укоряла его за то, что он бросает их с сыном! И когда он, вернувшись под вечер домой, принимался рассказывать жене о трудностях подготовки к путешествию, она, даже не пытаясь его слушать, начинала в ответ жаловаться, что им пора платить по счетам, а денег на это не хватает и что малыш Питер опять весь день капризничал и, может быть, теперь снова заболеет.
Малыш Питер, получивший свое первое имя в честь Питера Пэна — Кэтлин очень настаивала на этом, желая сделать приятное их другу Джеймсу Барри — а второе, уже по настоянию Роберта — в честь Клемента Маркхема, вскоре стал чуть ли не главной причиной, по которой Скотт спешил поскорее отправиться в Антарктиду. Если кто и раздражал Скотта-старшего больше, чем жена, то это был его первенец. Маленькое, сморщенное, краснолицее, постоянно истошно кричащее существо, которое было его сыном и которое он почему-то должен был беззаветно любить. Которому он вообще постоянно был что-то должен…
Роберт взял его на руки всего один раз, под строгим присмотром Кэтлин, кормилицы и сиделки — все они почему-то считали, что он обязан это сделать, и в то же время ужасно не хотели доверять ему ребенка. В первый момент, прижав к себе почти невесомый белый сверток, он не ощутил вообще ничего. А потом ребенок, обнаружив, что оказался в руках кого-то незнакомого, начал шевелиться, и растерявшийся отец едва не уронил малыша — его передернуло, словно он держал не собственного сына, а какое-то странное, неприятное и опасное животное. Служанки снисходительно захихикали над непутевым папашей, но Кэтлин, как показалось Роберту, догадалась о том, что он почувствовал. Побледнев, она забрала у него ребенка и с тех пор больше не предлагала ему ни подержать Скотта-младшего, ни даже просто полюбоваться на то, как он спит в своей уютной колыбельке. Поначалу Роберта это только обрадовало, но вскоре он понял: чем меньше супруга обсуждает Питера с ним, тем больше она занимается самим Питером без его, Роберта, в этом участия и тем меньше уделяет внимания самому Роберту. При этом все то, что занимало и беспокоило его, Кэтлин отодвинула даже не на второй, а в лучшем случае на десятый план. И чем дальше, тем менее важными для нее становились его исследования и мечты о Южном полюсе.
А полюс в это же самое время, казалось, специально дразнил Скотта: то дела по подготовке экспедиции шли нормально, и казалось, что ей уже ничто не помешает состояться, то вдруг перед Робертом и его единомышленниками вырастали совершенно неожиданные препятствия, и Антарктика вновь становилась страшно далекой или даже вообще недостижимой. Вновь, как и десять лет назад, когда готовилась экспедиция на "Дискавери", все упиралось в деньги. И вновь желающих поддержать английскую науку было слишком мало, а суммы, которыми они могли пожертвовать ради этого дела, казались мизерными, по сравнению с расходами на снаряжение. Только теперь поиском этих желающих и уговорами их помочь экспедиции занимался сам Роберт. Как и набором подходящих для такого важного путешествия людей.
Это было невероятно сложно: многим желающим отправиться на полюс Скотт отказывал, потому что считал их недостаточно опытными и плохо представлявшими себе, что их ждет в путешествии, еще больше людей оказывались недостаточно образованными и воспитанными, чтобы с ними можно было провести год или два на одном корабле и в одном зимовочном доме. Некоторые кандидаты, одобренные Робертом, позже отказывались плыть с ним сами. И лишь с очень немногими ему удавалось найти общий язык. Очень медленно в списке состава экспедиции появлялись окончательно утвержденные имена. Лейтенант Эдгар Эванс, лейтенант Берди Боуэрс, капитан Лоуренс Отс, лейтенант Виктор Кэмпбелл… Доктор Эдаврд Аткинсон, фотограф Герберт Понтинг, биолог Эпсли Черри-Гаррард… Каюр Йенс Гран, которого чуть ли не силой навязал Роберту Фритьоф Нансен. И — единственный человек, с кем Скотт прошел через все трудности первой экспедиции, Эдвард Уилсон. Приятные люди, хорошие специалисты, но их было так мало, а искать недостающих членов команды с каждым днем становилось все труднее.
Теперь Роберт с тоской вспоминал прошлые "сборы в дорогу", когда организацией плавания заведовал Маркхем, а ему нужно было просто добросовестно работать и ждать завершения всех этих хлопот. В новом статусе начальника экспедиции просто правильно делать свою работу было уже не достаточно. Он мог сочинять самые убедительные письма, мог сколько угодно уговаривать состоятельных людей поучаствовать в экспедиции своими финансами, мог подробно и понятно объяснять им, почему изучение Антарктиды так важно для страны и для каждого из них в отдельности, но чаще всего от всех этих усилий не было никакого толку. Его внимательно выслушивали, его письма читали и отвечали на них, с ним во всем соглашались и сочувствовали, что он не может найти средства на такое действительно важное для всех дело, но денег все равно не давали. Если же некоторые и соглашались помочь экспедиции, то суммы, которые они предлагали, были просто крошечными — собирать деньги такими темпами Роберт мог бы еще лет десять. Но приходилось с огромным усилием скрывать свои изумление и досаду и с вежливой улыбкой благодарить "щедрых" жертвователей. А потом долго и безуспешно пытаться понять, поиздевался ли очередной довольно улыбавшийся миллионер над исследователями или он действительно уверен, что оказал им "неоценимую помощь".
"И ведь это умные, образованные люди, ведь они выросли в уважаемых семьях! — удивлялся Скотт про себя, получив очередное письмо с вежливым отказом. — Как они могут не понимать, что от науки нельзя требовать немедленной прибыли! Да еще большой! Она может вообще никаких денег не принести, в нее не для этого средства вкладывают. Им что, совсем не хочется сделать что-то не только для себя, но еще и для Англии? Но ведь это же не нищие, считающие каждую копейку, они же могут себе это позволить…"
Впрочем, бывали у Роберта и удачные встречи с миллионерами. Он с радостью вспоминал, как познакомился с лордом Уолденом — одним из самых молодых пэров Англии, оказавшимся на удивление приятным и общительным человеком, который живо интересовался всем, что происходило в мире. Оказалось, что он много слышал о первой экспедиции Скотта в Антарктиду и с удовольствием узнал бы об этом путешествии еще больше. Так же, как и о новых планах Роберта по изучению самого южного континента.
