Татьяна Минасян - Белый континент
— Да какие тут могут быть возражения, это же просто здорово! — выпалили сразу трое или четверо путешественников.
— Ты лучше расскажи, каким будет маршрут и вообще, какие у тебя планы? — добавил Улав Бьолан.
Но Руал твердо решил сначала внести полную ясность и получить согласие на поход к Южному полюсу от каждого из своих товарищей, и только после этого разобрать с ними конкретные детали этого путешествия.
— Я все сейчас расскажу, только ответь сперва: ты — не против моего решения? — спросил он настойчиво.
— Да разумеется, не против! Главное, чтобы на Южном полюсе был такой же снег, как на северном! — хохотнул знаменитый лыжник, и остальные моряки с довольным видом подхватили его смех.
— Прекрасно! — Руал посмотрел в глаза сидевшему рядом с Бьоланом Стубберуда. — Йорген, что ты скажешь? Ты согласен?
— Конечно, согласен! Хотя и чувствую себя полным идиотом, — отозвался плотник. — Ведь еще когда мы с Хансом строили "дом для наблюдений", мне все время казалось, что в нем что-то не так, что для наблюдений такое надежное жилище никому не нужно! А брат еще спрашивал, зачем стены такие толстые, зачем его утеплять… Нет, Руал, за то, что я оказался таким тупым, я тебе как-нибудь отомщу, так и знай! — голос его звучал угрожающе, но глаза при этом светились весельем и восхищением созданной Амундсеном мистификацией.
— Да что дом! — подхватил Вистинг. — Я тоже не понимал, зачем нам сейчас грузить на судно сразу всех собак, почему их нельзя было взять на обратном пути? А Руал только загадочно глазки в ответ строил!
Собравшиеся в очередной раз грохнули смехом, и Амундсен поднял руку, призывая их к тишине.
— Ты тоже согласен? — уточнил он у Вистинга, когда все отсмеялись.
— Согласен. И могу так же дать согласие за всех своих собак.
— Замечательно. Линдстрем, что ты скажешь?
— Я? — добродушный повар расплылся в улыбке. — Я не только согласен, я даже мстить тебе, в отличие от этих кровожадных вояк, не собираюсь!
— Спасибо. Хансен, твое мнение?
Из-за спины Людвига Хансена, к которому обращался Руал, высунулась хитрая физиономия его однофамильца Хельмера.
— Который из двух? — спросили они в один голос.
— Оба, — усмехнулся Амундсен.
— Согласны! — так же хором заверили его однофамильцы.
— Кристенсен?
— Согласен!
— Хассель?
— Да.
— Преструд?
— Да!
— Кучин?
— А почему нет? — русский биолог, за время плавания из Кристиании в Мадейру, научившийся говорить по-норвежски почти без акцента, лукаво подмигнул Амундсену. — Вон Колумб в свое время тоже поплыл в Индию, а открыл Америку! Почему бы и нам не открыть Южный полюс вместо Северного?
Моряки снова развеселились, а Амундсен продолжал перечислять их фамилии, глядя каждому названному в глаза. Он опросил всех членов экспедиции по очереди, вплоть до самого младшего из них юнги Ульсена, дождался одобрения своей идеи от каждого и только после этого жестом подозвал к столу Нильсена с картой. Обсуждение маршрута до берегов Антарктиды, места зимовки и пути вглубь континента тоже не заняло много времени: мнению Амундсена все присутствующие доверяли. Небольшой спор возник, лишь когда речь зашла о Китовой бухте, на берегу которой Руал планировал установить сборный дом и провести зиму.
— Шеклтон был там в позапрошлом году и видел, как от ледника откалывались глыбы льда! Это наверняка плавающий ледник, слишком неустойчивый! — полярники наперебой высказывали те самые доводы, которые Руал и сам не так давно обдумывал, терзаясь серьезными сомнениями. Однако теперь у него уже набралось немало аргументов против предположения Шеклтона, и он не замедлил поделиться ими с друзьями:
— Шеклтон видел точно такой же ледяной барьер, что и Росс, семьдесят лет назад. Плавающий лед не мог бы так долго оставаться на одном месте и не меняться. Я уверен, что подо льдом там твердая земля, а откалывались от ледника только небольшие куски.
— И к тому же эта бухта ближе к полюсу, чем все остальное побережье, на целый градус, — добавил Нильсен.
— Чего же тогда Роберт Скотт ее не выбрал? — вмешался в разговор Бьолан.
— Видимо, Скотт считает мыс Эванс более удобным для зимовки местом, — предположил Амундсен. — Я в этом сильно сомневаюсь, но — поглядим. Время покажет, кто из нас прав.
— Кстати, а Скотт вообще знает, что мы с ним теперь вроде как соперники? — подал голос Стубберуд.
— Конечно, Леон должен завтра, после нашего отплытия, разослать телеграммы во все порты, где Скотт намерен останавливаться, — кивнул Амундсен и после небольшой паузы добавил. — Соперничать с таким человеком, как Скотт — что-то в этом есть… Ведь он уже побывал ближе всех к Южному полюсу!
— А победить такого соперника — это просто потрясающе! — продолжил его мысль Вистинг, и все вновь одобрительно загудели.
Глава XIV
Австралия, Мельбурн, 1911 г.
В капитанской каюте "Терра-Новы" было совсем темно, сквозь задраенный иллюминатор не проникало ни единого лучика света, а само судно впервые за долгие месяцы не раскачивалось на волнах, и лежавшему на койке Роберту Скотту казалось, что он находится в какой-то безграничной черной пустоте. Словно вокруг него не было ни переборок любимого корабля, ни порта, куда "Терра-Нова" прибыла несколько часов назад, ни океана, по которому они еще недавно плыли в Австралию и скоро поплывут дальше, в Антарктиду — вообще ничего. Он только что отстоял свою вахту и здорово устал, но заснуть капитану, как он ни старался, не удавалось. Скотт говорил себе, что все дело в отсутствии убаюкивающей качки, к которой он вновь успел привыкнуть и без которой ощущал себя немного неуютно, но в глубине души понимал, что его беспокоит что-то еще, какое-то смутное предчувствие беды. Предчувствие, от которого он никак не мог избавиться. А еще — воспоминания о только что завершившемся первом этапе путешествия, и о последних неделях подготовки к нему, и о прощании с родными, с матерью и сестрами. И об отправившейся вместе с ним в Австралию Кэтлин…
Вспомнив жену, капитан вздрогнул, и его лицо скривилось в болезненной и слегка презрительной гримасе. Ну как он мог так ошибиться в этой женщине? Почему не сумел вовремя понять, какая она на самом деле? Почему не догадался об ее истинной сущности?..
После рождения маленького Питера Маркхема Скотта Кэтлин как будто подменили. От возвышенной, творческой, все понимающей и любящей его молодой жены не осталось и следа. Ее место заняла другая, почти совсем не знакомая Роберту женщина — все время из-за чего-то беспокоившаяся, нервная, сюсюкавшая с ребенком и умилявшаяся им, упрекавшая Роберта за то, что сам он не хотел возиться с сыном… А еще — ни в какую не желавшая отпускать его в путешествие. Кэтлин, которая всегда поддерживала Роберта во всех его делах, которая не давала ему отчаяться в самые тяжелые моменты, когда он думал, что у него не получится снарядить экспедицию, и готов был все бросить — та же самая Кэтлин теперь плакала и укоряла его за то, что он бросает их с сыном! И когда он, вернувшись под вечер домой, принимался рассказывать жене о трудностях подготовки к путешествию, она, даже не пытаясь его слушать, начинала в ответ жаловаться, что им пора платить по счетам, а денег на это не хватает и что малыш Питер опять весь день капризничал и, может быть, теперь снова заболеет.
