Наследие войны - Уилбур Смит
Она хотела сказать "Дахау", но остановилась. Она не хотела, чтобы этот адский кошмар вторгся в их собрание.
- Через всю Германию, в итальянский Тироль, где ... где я нашла тебя, мой дорогой ... и думала, что приехала слишком поздно ...
Внезапное, яркое воспоминание о скелетообразном, лихорадочном теле Герхарда, лежащем на том, что, казалось, было его смертным одром, застало Шафран врасплох. Она не могла говорить из-за комка в горле, и ей пришлось сморгнуть слезы, прежде чем она смогла пробормотать "Извините" остальным за столом. - Она взяла себя в руки, глубоко вздохнула и с наигранной живостью добавила: - Но я не ... И все было в порядке, в конце концов.
За столом воцарилось молчание. У каждого из них были свои горькие воспоминания, и они понимали, как глубоко похоронены эмоции войны, как боль может подкрасться в любой момент.
Питер Черчилль знал, что должен делать в такой момент порядочный английский джентльмен - поднять настроение.
‘Послушай, Шафран, - пропищал он. - Мне кажется, что в деле о связи Габбинса и Меербаха вы оказались в центре внимания. В конце концов, если бы я не застрял в том же концентрационном лагере, что и Герхард, мы бы не ехали через горы на одном и том же мрачном шарабанке. Таким образом, я не смог бы сохранить его более или менее живым ... - Он взглянул на Герхарда. - Ты был в самом ужасном состоянии, старина, мы уж думали, что тебе конец ... И я оказался в автобусе только благодаря решимости Бейкер-стрит продолжать посылать меня в Оккупированную Францию, пока меня наконец не поймают. Следовательно, Закон Габбинса применим и ко мне.
‘Тогда я согласен и должен поблагодарить бригадира Габбинса,’ сказал Герхард. - И я благодарю тебя, Питер, от всего сердца. Я бы умер без тебя.
- Не думай об этом, старина. Любой на моем месте попытался бы помочь. Бесчеловечно не делать этого.
Герхард задумчиво кивнул. Он нахмурился, собираясь с мыслями, и остальные дали ему время, зная, что у него что-то на уме. - Вот мы и говорим о войне. Я не могу не думать об ужасных вещах, которые я видел ... Вы знаете, я был в тюрьме, но до этого я провел три года на Русском фронте. Я был под Сталинградом, почти до самого конца. Я видел, что сделали с евреями – расстрельные команды, газовые фургоны. Все мои самые близкие друзья погибли.
- Иногда я чувствую себя проклятой судьбой за то, что мне пришлось пережить столько ужасов, столько страданий и смерти. Но потом я говорю себе - нет, я благословен, поистине благословен, ибо я пережил чудо. Я споткнулся о край могилы, но не упал. Я выжил.
Герхард посмотрел на остальных, понимая, что они страдали так же или даже больше, чем он, и что они разделяют его чувства так, как большинство обычных людей никогда бы не смогли. - И когда я очнулся от сна смерти, первое, что я увидел, был ангел ... Шафран, моя истинная любовь.
- Я хотел бы предложить тост. И я все думаю, за что нам следует выпить ... За удачу, может быть ... или за любовь, или за дружбу, или за мир ... Но я хотел бы выпить за то, что мы все разделяем ... – Он поднял бокал. - За жизнь, величайшее из всех благ.
Они снова выпили, и им подали еду. До этого момента жена Питера Черчилля Одетта, стройная темноглазая брюнетка, с удовольствием слушала, пока говорили остальные. Теперь она говорила с французским акцентом.
- Я уверен, вы понимаете, Герхард, что мне было нелегко обедать с немцем...
- ‘Конечно, - ответил Герхард.
- Но потом Шафран написала мне, и я узнала, как вы познакомились перед войной и полюбили друг друга, а Питер сказал мне, что вы оба были в Заксенхаузене в одно и то же время. Я понял, что вы, как и я, стали жертвой СС. Теперь, когда мы встретились, я понимаю, почему Шафран влюбилась в вас.
- ‘Merci beaucoup, мадам,’ сказал Герхард, кивнув головой.
Одетта одарила быстрой искрящейся улыбкой, прежде чем собраться с мыслями и ответить с такой же формальностью: "Je vous en prie, monsieur ... Но есть одна вещь, которая меня интересует. Вы просили у отца Шафран разрешения жениться на его дочери? Мне бы очень хотелось знать, как он отреагировал, когда узнал, что его дочь выходит замуж за немца.
Герхард усмехнулся. - Хороший вопрос! И я не просто какой-нибудь немец. Моя семья и семья Шафран имеют определенную ... э-э ... историю ...
- Мой отец убил его, - сказала Шафран таким небрежным тоном, что никто не знал, как ответить.
Этот процесс стал еще более сложным, когда Герхард столь же бесцеремонно заметил: "Справедливо будет сказать, что мой отец пытался убить ее мать, которая в то время была его любовницей". - Он помолчал, а потом добавил: - Хотя на самом деле она была влюблена в мистера Кортни.
- Ну, вот тебе и Африка, - небрежно сказала Шафран, пока остальные пытались понять, кто кого убивал или любил.
- Дорогая, это слишком увлекательно, и когда-нибудь ты должна будешь рассказать мне всю историю семьи, - сказала Одетта. - Но сейчас я хотела бы, чтобы ваш муж ответил на мой вопрос.
- ‘И я это сделаю, - заверил ее Герхард. - Как вы знаете, я был очень болен, когда Шафран нашла меня. Мне потребовалось несколько месяцев в швейцарском санатории, чтобы прийти в себя, хотя даже тогда я был еще слаб. Все это время Саффи была рядом со мной. Во всяком случае, когда я наконец достаточно поправился, чтобы поехать в Кению, которая, по мнению врачей, была идеальным местом для меня, чтобы завершить лечение и восстановить свои силы ... - Это рай, знаете ли, Эдемский сад. А дом Шафран, поместье Лусимы ... Ах, у меня нет слов, чтобы описать, как там красиво. Итак, я все еще не ответил на ваш вопрос, мадам ...
- ‘Конечно, нет, - сказал ее муж, - но я очень рад, что ты этого
