Рафаэль Сабатини - Одураченный Фортуной
Полковник вступил под тень арки с росписями Хольбейна[19], свернул направо и, пройдя особняк герцога Монмута[20], очутился во дворце Кокпит, где находилась резиденция герцога Олбемарла. Царившая там суета отбросила его сомнения относительно того, вернулся ли в город его светлость. Однако Холлс продолжал сомневаться, снизойдет ли герцог до того, чтобы принять его. В течение последнего месяца он шесть раз пытался добиться аудиенции. В первых трех случаях ему кратко ответили, что его светлости нет в городе, в последний раз сообщили более обстоятельно, что герцог находится в Портсмуте[21] по делам флота. В двух оставшихся случаях полковнику ответили, что герцог дома и принимает, однако поношенная одежда визитера возбудила недоверие привратников, которые осведомились, назначена ли ему встреча. Получив отрицательный ответ, они заявили, что герцог слишком занят, чтобы принимать кого-либо, кроме тех, кому была заранее назначена аудиенция, и велели зайти в другой день. Холлс не ожидал, что добраться до Джорджа Монка окажется столь трудным делом, помня о его былом, чисто республиканском пренебрежении формальностями. Но после того, как его не допустили вторично, он принял меры предосторожности, написав герцогу письмо и умоляя дать распоряжение о том, чтобы его пропустили к нему, если, конечно, его светлость еще о нем помнит.
Таким образом, теперешний визит был решающим. Сегодняшний отказ следует рассматривать как окончательный, и в этом случае Холлсу останется только проклинать свое решение вернуться в Англию, где, по-видимому, в скором времени ему придется голодать.
Привратник с алебардой задержал его на пороге.
— Вы по какому делу, сэр?
— К его светлости герцогу Олбемарлу.
Полковник ответил резким и уверенным тоном, благодаря чему следующий вопрос прозвучал менее вызывающе.
— Вам назначена аудиенция, сэр?
— У меня есть причины полагать, что меня ожидают. Его светлость осведомлен о моем визите.
Привратник окинул его взглядом с головы до ног и позволил пройти.
Холлс миновал еще одного стражника, что оживило его надежды. Но в конце длинной галереи ему преградил путь очередной страж, и вопросы возобновились. Когда Холлс сообщил, что отправил письмо с просьбой об аудиенции, стражник осведомился:
— Ваше имя, сэр?
— Рэндал Холлс, — он произнес это тихо и с внутренней дрожью, внезапно осознав, что его имя никак не могло служить пропуском в Уайт-холл, ибо ранее оно принадлежало его отцу — цареубийце и даже более того.
Людское воображение создало огромное количество глупых, сенсационных и мифических историй о казни Карла I. Казнь короля сама по себе являлась чудом, а чудо никогда не происходит без сопровождения маленьких чудес-спутников. Одним из них была беспочвенная история о том, что официальный лондонский палач исчез в день исполнения приговора, так как не осмеливался отрубить голову помазаннику Божьему, а маска скрывала лицо того, кто в последний момент предложил выполнить обязанность палача. Роль этого палача-любителя приписывали многим более или менее известным людям, но чаще всего Рэндалу Холлсу-старшему, чьи твердые и открыто высказываемые республиканские убеждения интерпретировались как личная ненависть к королю Карлу. Из-за этой нелепой выдумки имя Рэндала Холлса в дни реставрации монархии пользовалось весьма дурной славой.
Однако оно не произвело отрицательного эффекта на стражника, который, машинально повторив его, сверился с листком бумаги. После этого его манеры обрели оттенок подобострастия, и он с поклоном открыл дверь.
— Будьте любезны пройти, сэр.
Полковник Холлс двинулся вперед с важным видом, страж последовал за ним.
— Пожалуйста, подождите здесь, сэр.
Стражник пересек комнату, очевидно, для того, чтобы назвать имя визитера своему собрату с жезлом, охраняющему следующую дверь.
Полковник приготовился ждать, заранее вооружившись терпением. Он находился в просторной, скудно меблированной приемной, где ожидала своей очереди еще примерно дюжина посетителей — весьма важных лиц, если судить по их одежде и манерам.
Некоторые из них принялись с подозрением рассматривать бедно одетого визитера, однако в серых глазах полковника Холлса было нечто, способное сбить спесь с кого угодно. Он слишком хорошо знал мир и его обитателей, чтобы кто-либо из них мог своим высокомерием вызвать у него чувство страха или почтения.
Ответив им взглядом, который мог бы быть обращен на мальчишку-прислужника в трактире, Холлс направился к пустой скамье у резной панели и опустился на нее, звеня шпорами.
Этот звук привлек внимание двух джентльменов, которые беседовали рядом со скамьей. Один из них, стоявший спиной к полковнику, повернулся к нему. Это был высокий пожилой человек с веселым румяным лицом. Второй, примерно одних лет с Холлсом, был низеньким и коренастым; его смуглое лицо обрамляли локоны черного парика. Одет он был не без щегольства, а в его манерах дружелюбие сочеталось с независимостью. Бросив на Холлса острый взгляд ярких голубых глаз, в котором, однако, не ощущалось враждебности и презрения, он, хотя и был абсолютно незнаком полковнику, слегка поклонился ему, как бы спрашивая позволения возобновить беседу в пределах слышимости вновь прибывшего.
Обрывки этой беседы вскоре долетели до ушей полковника.
— …Говорю вам, сэр Джордж, что его светлость вне себя от этой задержки. Поэтому он и поспешил в Портсмут, чтобы самолично навести порядок… — Приятный голос на момент стал неслышимым, но вскоре возвысился вновь. — Особенно нужны офицеры, опытные в военной службе…
При этих словах полковник напряг слух. Но голос стих снова, и Холлс не мог ничего разобрать, не показывая своего стремления этого добиться.
— Эти энергичные молодые джентльмены вызывают к себе доверие своим ревностным пылом, — опять донеслось до его ушей, — но на воине…
К раздражению полковника, джентльмен в очередной раз понизил голос. Ответа его собеседника Холлс также не разобрал, после чего беседа, очевидно, приняла иное направление.
— Повсюду только и слышно, что о выходе в море голландского флота и о грозящей городу чуме — сохрани нас от нее Бог, — продолжал смуглый джентльмен. — Это стало почти единственными темами всех разговоров.
— Почти, но не совсем, — усмехнулся старший собеседник. — Вы забыли о мисс Фаркуарсон в Герцогском театре.
— Вы правы, сэр Джордж. То, что о ней говорят не меньше, чем о войне и чуме, показывает, насколько глубокое впечатление она произвела.
