Генри Хаггард - Нада
Да, да, слова его оправдаются, и голос мой — это голос племени, уже осужденного.
Но об этих других словах Чаки я скажу в свое время.
Я подошел к своей матери. Она приподнялась с земли и села, закрыв лицо руками. Кровь из раны, нанесенной палкой Чаки, текла по ее рукам и падала на грудь.
Долго сидела она так, ребенок плакал, корова мычала, как бы прося подоить ее, а я все вытирал кровь, сочившуюся из раны, пучками сорванной травы. Наконец она отняла руки от лица и заговорила со мной.
— Мбопа, сын мой, мне снился сон. Я видела мальчика Чаку, ударившего меня, он вырос и стал великаном. Он гордо выступал по долинам и горам, глаза его сверкали, как молнии, и в руках он держал ассегай, обагренный кровью. Вот он захватывает одно племя за другим, он топчет ногами их краали. Перед ним все зелено, как летом, позади все черно, как будто огонь сжег траву. Я видела и наше племя, Мбопа. Оно было многочисленно и здорово, мужчины храбры, девушки красивы, детей я считала сотнями. Я видела его еще раз, Мбопа, — от него остались лишь кости, белые кости, тысячи костей, наваленных в кучу в каменистом овраге, а он, Чака, стоит над этими костями и хохочет так, что земля трясется. После этого, Мбопа, в этом видении я увидела тебя взрослым человеком. Ты один из всего нашего племени остался в живых. Ты ползал за великаном Чакой, а за тобой шли другие, великие мужи царственной осанки. Ты ударил его небольшим копьем, он упал и снова сделался маленьким. Он упал и проклял тебя! Но ты крикнул ему в ухо одно имя — имя Балеки, твоей сестры, и он испустил дух. Пойдем домой, Мбопа, пойдем домой, темнеет!
Мы встали и медленно направились к дому. Но я молчал, потому что мне было страшно, очень страшно, отец мой.
II. Приключения Мбопы
Теперь я должен рассказать тебе, как скоро исполнилось предсказание Чаки о смерти моей матери и как она умерла.
На том месте лба, по которому мальчик Чака ударил ее палкой, образовалась глубокая язва. Ее невозможно было залечить. В этой язве образовался нарыв, он проникал все глубже, пока не дошел до мозга, тогда моя мать слегла и вскоре умерла. Я очень любил ее и горько плакал. Вид ее тела, холодного и окоченелого, приводил меня в ужас. Как громко я ее ни звал, она не отвечала мне.
Мать мою похоронили и скоро забыли о ней. Я один помнил ее, все остальные забыли, даже Балека забыла, она была еще слишком мала. Мой отец взял себе другую жену и вскоре успокоился.
С этих пор я почувствовал себя несчастным. Братья не любили меня за то, что я был умнее их, да и проворнее бегал. Они восстановили против меня отца, и он стал дурно обращаться со мной.
Но Балека и я любили друг друга, мы оба чувствовали себя одинокими, она льнула ко мне, подобно тому как вьющееся растение обвивается вокруг единственного дерева в пустыне, и, несмотря на свою молодость, я уже вывел следующее заключение: быть мудрым — значит быть сильным, потому что хотя убивает тот, у кого в руках ассегай, но сильнее тот, чей разум руководит битвой, а не тот, кто убивает.
Я заметил также, что колдуны и знахари внушали страх народу — их боялись до такой степени, что, будь они вооружены одной лишь палкой, десять человек, вооруженных копьями, обращались перед ними в бегство.
Поэтому я решил сделаться колдуном, так как только колдун может убить одним словом тех, кого он ненавидит. Я стал изучать медицину, приносил жертвы, постился в пустынном месте, одним словом, делал все то, о чем ты уже слыхал, и многому научился. В нашем волшебстве все же есть и знание — не все ложь. Ты сам мог в этом убедиться, отец мой, иначе не пришел бы ко мне и не спросил о твоих пропавших быках.
Время все шло вперед, мне минуло уже двадцать лет, и я стал взрослым человеком. Я постиг все, чему мог научиться один, и присоединился к главному знахарю и колдуну нашего племени. Его звали Ньяма. Он был стар, видел только на один глаз и считался очень умным человеком. От него я научился некоторым тайнам нашей науки и приобрел немало знаний, но он стал мне завидовать и подставил мне ловушку.
Случилось так, что у богатого человека из соседнего племени пропала часть его скота. Он приехал к Ньяме, привез подарки и просил его выследить пропавший скот. Ньяма попробовал и не мог найти: зрение начинало изменять ему.
Тогда человек этот рассердился и потребовал возвращения подарков. Ньяма не хотел отдавать того, что ему уже было дано, и они обменялись резкими словами.
Тот объявил, что убьет Ньяму. Ньяма, в свою очередь, пригрозил околдовать его.
— Успокойтесь! — сказал я, боясь, что кровь будет пролита между ними. — Подождите и дайте посмотреть, не скажет ли мне мой змей, где находится пропавший скот?
— Ты мальчишка и больше ничего! — возразил хозяин скота. — Разве мальчику доступна такая мудрость?
— Это мы скоро увидим! — ответил я, забирая кости в руку.
— Оставь кости! — закричал Ньяма. — Мы не станем больше беспокоить наших змеев для этого собачьего сына!
— А я говорю, что он бросит кости! — возразил владелец скота. — Если ты будешь мешать, я этим ассегаем пропущу свет сквозь твое тело!
С этими словами он занес свое копье над головой Ньямы.
Тогда я поспешно приступил к делу и бросил кости. Владелец скота сидел передо мной на земле и отвечал на мои вопросы. Ты сам знаешь, отец мой, что иногда колдуны узнают, где находится потерянное. Их уши длинны, и подчас Эхлосе подсказывает им, как, например, на днях подсказал мне про твой скот. И в этом случае мой змей выручил меня. Я ровно ничего не знал о волах этого человека, но мой дух был со мной, и вскоре я увидел их всех и описал каждого из них: цвет, возраст, одним словом, все приметы.
Я смог сказать ему также, где они находятся и что один из волов упал в поток и лежит на спине, причем его передние ноги защемлены в раздвоенном корне дерева. Как мне подсказал дух, так я и передал этому человеку. Он остался очень доволен и сказал, что, если мое зрение не обмануло меня и он найдет свой скот в указанном мною месте, подарки будут отобраны у Ньямы и переданы мне. Присутствующие полностью согласились с ним.
Ньяма сидел молча, злобно поглядывая на меня. Он знал, что я угадал верно, и очень сердился на меня. Дело казалось выгодное: стадо было большое, и если будет найдено там, где я указал, то все признают меня великим колдуном. Владелец скота объявил, что проведет ночь в нашем краале, а на рассвете пойдет со мной к указанному мною месту. Среди ночи я проснулся от ощущения тяжести в груди. Я попробовал вскочить, но почувствовал, как что-то холодное колет мне шею. Я снова откинулся, стараясь разглядеть, в чем дело. Дверь моей хижины была открыта. Луна на небе спустилась уже низко и походила на огненный шар. Я мог разглядеть и через дверь. Лунный свет проникал в мою хижину и падал на лицо Ньямы-колдуна, который сидел передо мной, злобно посматривая на меня своим единственным глазом. В руках он держал нож. Вероятно, этот нож и уколол меня в шею.
