Генри Хаггард - Нада
Если приходилось говорить о смерти воина, он ударял палкой, показывая при этом, куда попал удар и как упал сраженный.
Если история затрагивала грустные факты, он стонал и даже иногда плакал. Старик говорил разными голосами, причем каждое из действующих лиц имело особый голос.
Этот старый, сморщенный человек, казалось, вновь переживал прошлое.
Прошлое само говорило со слушателем, повествуя о делах давно забытых, о делах никому более не известных.
Европеец записал сущность рассказа старика Звите, как сумел, по возможности в духе изложения старика. Сама же история Нады и тех, чья жизнь была тесно связана с нею, произвела на него настолько сильное впечатление, что он пошел дальше и напечатал свои записки, для того чтобы и другие могли судить о ней. Теперь роль его кончена.
Пусть тот, кого называют Звите, но который на самом деле носит другое имя, начинает свой рассказ.
I . Пророчества мальчика Чаки
Ты просишь меня, отец мой, рассказать про юношу Умслопогаса, владельца Железной Повелительницы, Секиры Виновницы Стонов, прозванного впоследствии Булалио-Убийцей, и про его любовь к Наде — самой прелестной женщине племени зулусов?
История эта длинная, но ты пробудешь здесь не одну ночь, и если я буду жив, то расскажу ее тебе до конца.
Приготовься, отец мой, услышать много грустного. Даже теперь, когда я вспоминаю о Наде, слезы подступают к омертвелой роговой оболочке, которая скрывает солнечный свет от моих старых глаз!
Знаешь ли ты, кто я, отец мой? Нет, наверное, не знаешь. Ты думаешь, что я старый колдун Звите. Так и люди думают уже много лет, но это не мое настоящее имя. Мало кто знал его. Я хранил его затаенным в сердце, потому что, хотя я и живу теперь под защитой законов белого короля, а великая королева считается верховным вождем моего племени, но если бы кто узнал мое настоящее имя, то и теперь ассегай мог бы найти дорогу к этому сердцу!
Взгляни на эту руку, отец мой, нет, не на ту, которая иссушена огнем, посмотри на мою правую руку. Ты видишь ее, а я не вижу, потому что слеп, но я помню ее такой, какой она была когда-то. Ага!
Я вижу ее красной и сильной, красной, потому что она обагрена кровью двух королей.
Слушай, отец мой, наклони ухо ко мне ближе и слушай. Меня зовут Мбопа! Ага! Я чувствую, что ты вздрогнул, вздрогнул так, как дрогнул полк Пчел, когда Мбопа выступил перед ними и с ассегая в его руках медленно капала на землю кровь короля Чаки.
Да! Я тот самый Мбопа, что убил короля Чаку. Я убил его сообща с принцами Дингааном и Мхланганой, но рана, лишившая его жизни, была нанесена моей рукой. Не будь меня, никогда бы его не убили. Я убил его сообща с принцами, но только Дингаан, я и еще один человек убивали его!
— Что вы говорите? Дингаан погиб при Тангале!
— Да, да, он погиб, но не там, он погиб на горе Призраков и лежит на груди каменной Колдуньи, которая сидит там, на вершине, в ожидании конца мира. И я был на горе Призраков. В то время ноги мои двигались быстро, а жажда мести не давала мне покоя.
Я шел весь день и к ночи нашел его. Я, да еще другой, и мы убили его. Ха! Ха! Ха! Зачем я вам, в сущности, все это говорю? Что это имеет общего с любовью Умслопогаса и Нады, по прозвищу Лилия? А вот сейчас скажу вам. Я заколол Чаку из мести за мою сестру Балеку — мать Умслопогаса и за то, что он умертвил моих жен и детей. Я и Умслопогас убили Дингаана за Наду — мою дочь!
В этой истории встречаются великие имена, отец мой, эти имена известны многим. Когда импи дико выкрикивали их, идя на приступ, я чувствовал, как горы содрогались, я видел, как вода содрогалась в своем русле. Где они теперь? Их нет, но белые люди записывают их имена в книги. Я, Мбопа, открыл врата вечности носителям этих имен. Они вошли в них и больше не вернулись. Я обрезал нити, привязывавшие их к земле, и они сорвались! Может быть, и теперь они продолжают падать, а может быть ползают по своим опустевшим жилищам в образе змей. Я хотел бы узнать этих змей, чтобы раздавить их под своим каблуком.
Вон там, внизу, на кладбище королей, есть яма. В этой яме лежат кости короля Чаки — того короля, что убит мною за Балеку. А там, далеко, в Земле Зулу, есть расщелина в горе Призраков. У подножия этой трещины лежат кости Дингаана, короля, убитого за Наду. Падать было высоко, а он был тяжелый, кости его рассыпались на мелкие куски.
Я ходил смотреть на них после того, как шакалы и коршуны покончили свое кровавое дело. О, как я хохотал! Потом я пришел сюда умирать. Все это было давно, а я еще не умер, несмотря на то что желаю умереть и пройти скорее по тому пути, где прошла моя Нада. Может быть, я для того и жив еще, чтобы рассказать тебе эту историю, отец мой, а ты передашь ее белым людям, если пожелаешь.
Ты спрашиваешь, сколько мне лет? Да я и сам не знаю. Я очень, очень стар. Если бы король Чака был жив, он был бы одних лет со мной. Никого не осталось в живых из тех, кого я знал мальчиками. Я так стар, что мне следует торопиться. Трава вянет, настает зима. Да, пока я говорю, зима окутывает мое сердце. Что ж! Я готов уснуть в этом холоде, и кто знает, может быть, снова проснусь среди благоухающей весны.
Еще до того как зулусы составили отдельное племя, я родился в племени э-лангени. Племя наше было небольшое, впоследствии все те, кто способен был сражаться, составили лишь один отряд в войске короля Чаки — их набралось всего-то, может быть, от двух до трех тысяч, — но зато все наперечет были храбрецы. Теперь все они умерли, и жены их, и дети, да и все племя больше не существует. Оно исчезло, подобно тому как исчезает луна каждого месяца.
Племя наше жило в красивой открытой местности. Говорят, там живут теперь буры, которых мы звали амабуну. Отец мой, Македама, был вождем этого племени, и его крааль расположен был на склоне холма. Я не был, однако, сыном его старшей жены.
Однажды вечером, когда я был еще совсем маленький и ростом едва достигал локтя взрослого человека, я сошел с матерью в долину, где находился загон для скота: нам хотелось посмотреть наше стадо. Мать моя очень любила своих коров; между ними была одна, с белой мордой, она, как собака, ходила следом за нею. Мать моя несла на спине мою маленькую сестру Балеку. Балека была в то время еще совсем маленькой. Мы шли по долине, пока не встретили пастухов, загонявших скот. Мать подозвала корову с белой мордой и кормила ее из рук листьями мучного дерева, которые захватила с собой. Пастухи погнали скот дальше, а корова с белой мордой осталась около моей матери. Мать сказала пастухам, что приведет ее сама, когда вернется домой. Она села на траву, держа на руках Балеку, я играл возле нее, корова паслась около нас. Вдруг мы увидели женщину, идущую по долине по направлению к нам.
