Александр Степанов - Семья Звонаревых
3
Звонарёв вышел на берег Невы и долго бродил по набережной. Всходило солнце, порозовело ясное северное небо. Над рекой ещё висели космы белёсого тумана, сквозь который проступали очертания мостов и серых угрюмых зданий. А шпиль Петропавловской крепости уже поблёскивал, как золотой меч, вонзившийся в прозрачную лазурь небес. С шумом бились о гранит холодные невские волны. В редеющий туман вплетались чёрные дымки буксирных пароходов, медленно тащивших по реке вереницы тяжело груженых барж. С каждой минутой улицы столицы становились всё более людными и говорливыми. Торопливо шагали к заводам утренние смены. Гулко цокали подковы ломовых лошадей. Озорничая и громко перекликаясь, неслись к типографиям стаи мальчишек-газетчиков. Пробуждаясь от сна город наполнялся всё возрастающим гулом нового дня.
Звонарёв любил и белые ночи, и эту утреннюю пору, когда дыхание захлёстывают свежие, бодрящие речные ветры. Но сегодня он не испытывал того чувства подъёма, которое обычно вызывали в нём утренние прогулки. Ветер казался каким-то ознобляющим и резким. Город выглядел неприветливым, чужим, холодным. На сердце лежала гнетущая тяжесть от мысли, что в этом городе за решёткой, в тюремной камере томилась Варя.
Из задумчивости Звонарёва вывел знакомый хрипловатый голос:
– Доброе утро, Сергей Владимирович! Что зажурились?
Звонарёв резко обернулся и увидел улыбающееся рябое лицо Блохина, щелочки его смеющихся глаз.
– Здорово, дружище. Откуда ты?
– Да вот Вас поджидаю. Домой заходить не хотелось. Сами понимаете, Ваша квартира под наблюдением, а я могу только повредить Варваре Васильевне. Да ещё, сказать по правде, нянька Ваша не дюже нравится, любопытная очень. Я бы её на Вашем месте турнул.
– Откуда ты знаешь о моём несчастье? – удивлённо спросил Звонарёв.
– Слухом земля полнится, – снова улыбнулся Блохин. – Пойдёмте сюда, в переулочек, накоротке поговорим…
Когда спустя некоторое время Звонарёв шёл на завод, шумный, деловой Петроград не казался ему уже таким неприветливым и чужим. На душе потеплело от участия верных и хороших людей.
«Как меняются люди! – думал Звонарёв в такт своим бодрым шагам. Вот Филя Блохин. Давно ли он был горьким пьяницей и ругателем? Блохой, иначе и не звали. А сейчас? Откуда что взялось? Пить бросил, работает отлично, но главное не это, главное – внутренне очень изменился. И глаза стали другие – умные, размышляющие. Рассуждает трезво, логично, грамотно. Видно, что многое знает, но все говорит. „Цель в жизни вижу, ради неё и живу“.
У него цель в жизни, а у тебя, Сергея Звонарёва, какая цель? Детей вырастить? Так это цель каждого человека. А что твоё сокровенное? Вот и не знаешь, что сказать. И выходит, что Блохин обогнал тебя в чём-то самом главном, что есть у человека в жизни».
И хотя это было горько сознавать, Звонарёв не ушёл от искреннего ответа самому себе. И эта прямота усилила радостное настроение Звонарёва. Он видел, что Варины друзья были настоящими людьми. Им можно было верить, раз они в трудную минуту подали руку помощи, прислали Блохина. «Освободить из тюрьмы сразу, конечно, трудно, – вспомнил он слова Блохина, – но поддержать Варвару Васильевну, переслать ей письма, передачи можно и сейчас». – «Что же, у Вас и в тюрьме друзья?» – спросил он Блохина и услышал в ответ: «У нас везде друзья».
В тревоге и ожиданиях прошло несколько дней. И однажды в конце рабочего дня, когда Звонарёв уже собрался уходить домой, к нему заглянул Краснушкин и предупредил, что удалось добиться свидания с Варей.
На следующий день в установленный час они переступили порог угрюмой и неопрятной приёмной дома предварительного заключения.
Свидание продолжалось минут десять. Разговаривать пришлось через проволочную сетку, к которой подвели Варю. Выглядела она больной и усталой, но в глазах по-прежнему светились огоньки непреклонности и большой душевной силы.
– Здравствуй, Серёжа, – проговорила она приглушённо, с трудом сдерживая волнение. Улыбнулась, кивнула Краснушкину и снова остановила взгляд на лице мужа. Тот стоял перед ней бледный, нервно покусывая губы, чувствуя, как что-то душит горло.
– Как тебе тут, Варенька?
– Не сладко, но терпимо, – ответила Варя.
– Нам очень тяжело без тебя.
Варя спросила о детях. Подбородок её задрожал. Казалось, она вот-вот расплачется.
– Всё будет хорошо, Варенька, – сказал ободряюще Краснушкин. – О девочках не беспокойся. Они пока у Кати. Мы ведь знаем, что ты ни в чём не виновата.
– Будем верить в лучшее, – тихо отозвалась Варя. – Главное, держись ты, Серёжа. А я выдержу всё, что бы со мной не случилось.
Сергей Владимирович чувствовал, что Варе хотелось сказать ему многое, расспросить. Но что скажешь, когда тут же присутствует тюремный надзиратель? От еды она отказалась. Взяла тёплый платок и вязаную кофточку. Книги не разрешил брать надзиратель.
– Катя передала Вам канву для вышивания, иголки и нитки, – сказал Краснушкин. – Возьмите. Это занятие поможет скоротать время.
– Никаких иголок! – буркнул надзиратель.
– Позвольте, почему же? – возмутился Краснушкин.
– Нельзя! Ни иголок, ни спиц. Только вязальные крючки.
Краснушкину пришлось согласиться.
Время свидания истекло. Короткое прощание. Варя не проронила ни слезинки. Ушла. Перед тем как исчезнуть за дверью, обернулась, кивнула:
– Не волнуйся, Серёжа, – и повторила слова мужа: – Всё будет хорошо!
В проходной их ждал следователь Добужинский.
– Вообще-то Ваша супруга держится молодцом, – обратился он к Звонарёву. – Вот только не пойму, почему она просит перевести её в одиночку.
– Я очень просил бы Вас, господин Добужинский, удовлетворить желание моей жены, – сказал Звонарёв.
– Попытаюсь, – пообещал следователь.
Разговор зашёл об освобождении Вари на поруки под залог. Оказалось, что залог составит изрядную сумму – тысяч десять – пятнадцать.
– Бог мой! – ошеломлённо воскликнул Краснушкин. – Откуда же взять инженеру такие деньги?
– Есть ростовщики, – намекнул Добужинский.
– Похоже, что охранное отделение имеет с ними определённую связь, едко проговорил Краснушкин. – А может быть и не только охранное отделение…
Добужинский метнул на него вспыхнувший гневом взгляд:
– Ваши намёки по меньшей мере оскорбительны, господин доктор. Размер залога устанавливаю не я, а прокуратура. В данном случае сумму залога назначит прокурор окружного суда.
– Вильгельм Фёдорович фон Валь?
– Он самый, – подтвердил Добужинский. – Поговорите с ним.
– С этим чинушей трудно поладить, – усмехнулся Краснушкин. – Но, как говорится, попытка не пытка.
