Солнце в зените - Шэрон Кей Пенман
Вероника покачала головой. 'Он потерял больше, чем жену и сына. Он потерял свое...свое самоощущение, и-'
В этот момент открылась дверь, и вновь вошла Маргарет. 'Вот он', - обратилась она к Френсису, - 'последнее письмо от моей матери. В нем есть нечто, что я хотела бы вам зачитать'.
Френсис бросил взгляд на прекрасный итальянский шрифт. 'Ваша госпожа матушка...', - тихо спросил он, - 'как она приняла гибель Дикона?'
'Моя матушка - выдающаяся женщина. Она приняла его гибель, как и все другие беды, ниспосланные ей Господом Всемогущим. 'Наш благословенный Бог не равнодушен к страданиям собственных детей. В бесконечной мудрости он призвал Ричарда домой', - написала она, не более того. И тем не менее...' Маргарет нахмурилась, медленно произнеся: 'Словно она этого ожидала, Френсис, словно она предвосхищала гибель Дикона'.
Они взглянули друг на друга, и затем Маргарет вложила в ладонь Френсиса материнское письмо. 'Прочтите это, прочтите, на что осмелился Йорк, узнав о смерти Дикона. У его населения были все причины для проявления осторожности, учитывая зажиточность и благополучие города, попавшие сейчас в прямую зависимость от произвола Генриха Тюдора, однако, прочтите, что они внесли в свои анналы для ознакомления с ними Тюдора и для запечатления в общей памяти'.
Френсис не сводил глаз с письма герцогини Йоркской. Он сглотнул, а потом хрипло прочел вслух: 'Джон Спунер доказал, что король Ричард, недавно милосердно нами правивший, из-за великой измены был достойным сожаления образом подвергнут нападению и убит, о чем этот город сильно горюет'.
По мере прослушивания, ожесточенный взгляд серых глаз Маргарет смягчился и заволокся внезапными слезами.
'Мой брат может лежать в заброшенной могиле', - подвела она итог, - 'но он не испытывает недостатка в надгробной надписи'.
Глава тридцать вторая
Аббатство Бермондси, июнь 1492 года
Когда Грейс въехала в пределы клюнийского аббатства одиннадцатого века, сумерки уже успели сгуститься. Аббат лично вышел ее поприветствовать, - Грейс приходилась сводной сестрой королеве, а сильное семейное чувство Бесс было известно всем.
Следуя за своими сопровождающими через погруженное в тишину и тени пространство, Грейс представить не могла более неподходящего места для любящей общество и честолюбивой Елизаветы, тем не менее, минуло более пяти лет, как ее мир оказался связан и ограничен стенами Бермондси, и жизнь в уединении и вынужденном спокойствии только иногда расцвечивалась краткими придворными посещениями. Грейс подумала, что была какая-то исключительная ирония в возможности получения Елизаветой большей свободы от Дикона, так ее ненавидевшего, чем от ее собственного зятя.
В феврале 1487 года Елизавета вдруг впала в опалу, лишившись своих владений и попав в изгнание в Бермондси. Существовало смутное подозрение, что, как неисправимая интриганка, она приняла участие в мятеже Френсиса Ловелла. Это подозрение усилилось, когда Тюдор внезапно задержал Томаса Грея и заключил его в Тауэр, продержав там, пока Френсис и Джек да Ла Поль не потерпели поражение в битве при Стоук Филд 17 июня 1487 года. Но Грейс этому никогда не верила. Вся жизнь Елизаветы очерчивалась требованиями ее личных интересов, и чересчур натянуто стало бы утверждать, что она желала увидеть лишенной трона родную дочь, а вместо Тюдора - коронованного сына Джорджа Кларенса. Истина, по мысли Грейс, была намного проще, - Тюдор воспользовался удачной возможностью избавиться от женщины, которой симпатизировал с трудом, а доверял - и того меньше.
В прихожей Елизаветы Грейс встретила красивая дама на исходе тридцати, в ком она узнала Екатерину Вудвилл. При виде ее Екатерина показалась разочарованной, спросив: 'Ты приехала одна? С тобой нет никого из дочерей Лизбет?'
Грейс покачала головой. 'У Бесс начался период постельного режима. Сесилия - во владениях супруга на западе. Сомневаюсь, что она знает о болезни матушки'. Грейс не упомянула о трех младших девушках, не представляя, что сказать. Бриджит исполнилось одиннадцать, Екатерине - тринадцать, Анне - шестнадцать, и в глазах Елизаветы они фактически являлись незнакомками, находясь с ней в разлуке в течение большей части важных лет своей жизни.
'Понимаю', - ответила Екатерина, и ее губы сузились.
'Насколько она больна?'
'Она умирает', - ровно объяснила Екатерина, и Грейс охнула.
'Доктор не оставил никакой надежды, сказав, что это только вопрос дней'. Глаза Екатерины наполнились слезами. 'Он заявил, она не борется, она хочет умереть...'
Пока не зашла в спальню Елизаветы, Грейс до конца не поверила словам Екатерины. Она видела, как умирала ее собственная мать, находилась у ложа Эдварда в его последние часы, наблюдала за страданиями Анны от последствий чахотки, поэтому тут же узнала неизгладимо отпечатавшийся на лице Елизаветы дух смерти. Грейс наклонилась над кроватью и поразилась хрупкости слабого пожатия взятых в ее ладони рук, произнеся: 'Это я, госпожа...Грейс'.
Елизавета подняла ресницы. 'Ты приехала одна?' Голос был хриплым и прерывистым, но зеленые глаза оставались вполне ясными.
'Госпожа, Бесс почти пришло время рожать. Но мы послали за другими вашими дочерьми'.
Елизавета снова прикрыла веки. 'Они не приедут', - прошептала она. 'Как и Том. Видишь ли, он опасается Тюдора...'
Грейс лишилась дара речи. Она всегда думала, что помолвка и брак ее дяди Дикона и Анны Невилл были настолько трогательной историей любви, какая только присутствовала в придворных романтических балладах, обожаемых девушкой в детстве. Сейчас же ей пришло в голову, что взаимоотношения отца с Елизаветой являлись не менее волшебными: привлекательный король из династии Йорков и прекрасная вдова ланкастерца...Так как же тогда все дошло до нынешнего состояния? Батюшка скончался в сорок, угаснув, словно истончившийся огонь свечи, выгорев от злоупотребления женщинами и излишествами, а Елизавета умирает в одиночестве и неоплаканности.
'Госпожа...Бесс просила передать вам это'. Грейс опустила на подушку четки из оправленной в серебро бирюзы. Взгляд Елизаветы блеснул на них, но потом она равнодушно отвернулась.
'Кажется странным', - произнесла она после нескольких мгновений молчания, - 'что ты показала себя преданнее, чем те, в чьих жилах течет моя кровь...'
'Вы были так добры ко мне, госпожа'.
'Добра?' Елизавета слегка удивилась. 'Наверное...'
Грейс наклонилась и
