Андрей Марченко - Письмо никому

Давным-давно в этой клетушке обитал некогда бдительный вахтер. Его помещение было заклеено плакатами о важности соблюдения тайны, о недопустимости проникновения лиц посторонних и даже шпионов.

И действительно — вахтер жил в постоянном ожидании иностранных шпионов. Но шли года, потом пошел счет на десятилетия. Шпионы не являлись, ожидание затягивалось.

Подкатывала пошлейшая скука.

Потом институт, чем бы он там не занимался, оказался никому не нужен. Верней, он был не нужен с момента своего существования, но открылось это пятнадцать лет назад.

С сотрудниками поступили как везде — увольнять не стали, а просто прекратили платить деньги. Народ потихоньку стал увольняться, их точки закрывали. Рекорд поставил какой-то лаборант, которому надо было досидеть до пенсии. У него был еще один конкурент, но тот скончался, не дождавшись заслуженного отдыха.

Таким образом, в здании института остался только вахтер, впрочем, теперь он был переквалифицирован в сторожа, смотрителя и архивариуса. В течении всех этих лет говорили, что здание вот-вот кому-то сдадут или продадут. Но за все это время в одном подъезде бывшего НИИ обосновался магазин секонд-хенда, изобретательно названный «Вторые руки». Старик-вахтер сначала обрадовался соседству, но потом выяснилось, что в таком большом помещении они не нуждаются и от старика они отгородились каменной стеной. Да и работали крайне нерегулярно, примерно по десять дней в месяц.

В особо жестокие приступы бессонницы он абсолютным вахтером обходил свой архипелаг. В немытых десятилетиями окнах туманно мелькал свет его фонаря.

Но все его обходы были бесполезны — воры все равно брезговали лезть в окна этого заведения.

И вот, в день совершенно неособенный в дверь здания постучали, подергали ручку. Снова постучали.

Вахтер затаил дыхание и замер — нет ли какой ошибки. Но стучали уверенно, будто покушались на его право быть хозяином.

— Хто там?..

Егор задумался — а, действительно, кем представиться?.. А, впрочем…

— Мы ищем одного человека…

— Здесь нет никаких людей кроме меня… Вы что, меня ищите?

— Нет. Он умер давно.

Старик подумал, прокричал в ответ:

— Тогда вы не там ищите. Ищите на кладбище!

— Он здесь работал.

Вахтер задумался и стал открывать двери.

Егору и Антону предстал старикашка больше похожий на гнома, чем на человека.

От холода и сквозняков он всю жизнь сжимался и кукожился, старался стать маленьким, незаметным для холода. И нет больше такой силы, которая смогла бы его распрямить.

— А вы, часом, не шпионы? — спросил он.

— Не-а, дедушка… — ответил Егор. — Не шпионы.

Тот тяжело вздохнул, всем видом своим говоря, дескать, зря.

Прошли вовнутрь. Егор осмотрелся, но не так, чтобы по-хозяйски, а все спокойно, почти не вращая головой.

— И давно тут работаете?

— Всегда, — ответил старик.

— А имя профессора Загорского вам что-то говорит.

Старик посмотрел на них с подозрением:

— Вообще-то, это не имя, а фамилия.

— Ну хорошо — фамилия.

— Загорского-то помню… Чилавек — две ноги, две руки…. Голова одна… во всяком случае, последний раз была одна. Я точно помню.

— А если серьезно?

Старик действительно стал серьезным.

— Застал я его еще… Только не был он никаким профессором — чего уж тут. Всю жизнь ждал он звания, сам себя так именовал, всех вокруг к тому приучил. А умер все равно доцентом…

— Печально, — зачем-то подытожил Антон.

— А что-то от него осталось? Нас интересует, где он работал, над чем… Где он жил, остались ли у него родственники? Ученики?

— Давайте по порядку?.. Учениками он многих называл, но сомнительно, что его кто-то назовет учителем… Тем более сейчас.

Едва заметно Егор толкнул под локоть Антона: дескать, смотри, какой философ выискался. Но старик запнулся:

— Что там дальше, по порядку?

— Где он жил? Имелись ли родственники?..

Старик смерил их взглядом. Конечно же, он имел полное право отшить этих ребят или испросить у них документы, которые мотивировали любопытство. Было ясно, что их наверняка не имелось. Но с иной стороны, положим, они все же уйдут, и снова потянутся дни, заполненные скукой.

— В гостях у него не был… Но, вероятно, что-то должно быть в подвале.

Как оказалось, все комнаты института пустовали — из мебели что-то продали, что-то списали, что-то покрошили на дрова. Поскольку предприятие было ликвидировано, все мало-мальски важные документы снесли в городской архив, где они благополучно сгорели пару лет назад.

Но от НИИ остались и иные бумаги, никем не востребованные, но которые выбросить ни у кого не поднялась рука — отчеты об опытах и шефской помощи, объяснительные об опозданиях, заявления об отпусках. Их снесли в подвал, мыши пробовали их на вкус, отъедали корешки, склеенные мучным клейстером.

Старик ориентировался в этом хламе удивительно легко. Возможно, в этом стыдно признаваться, но он часто брал какую-то папку к себе наверх, читал, вникал в осколки чужих жизней, думал, куда они все делись — эти практиканты, лаборанты, доценты и один что ни на есть настоящий, не чета Загорскому, профессор.

Ушли в небытие, а он, вахтер, с которым они не всегда здоровались — уцелел, сохранил свое место.

— В этом углу все, что осталось от отдела кадров, там, — вахтер указал за подвальную перегородку без двери, — там, собственно, материалы отдела, где ваш профессор работал.

— Доцент… — поправил Егор.

— А, неважно, — махнул рукой гном-вахтер.

Действительно, сейчас это не имело никакого значения.

Пока перебирали бумаги отдела кадров, Егор спросил:

— А как он жил? Вероятно, как у ученого хорошая квартира, машина.

— Жил как всякий честный советский человек, то есть небогато. Машины у него не было…

— У него были родственники?.. Жена, дети…

— Семьей он не обзавелся. Был будто племянник. Работал как бы не в пищеблоке при НИИ. Еще жаловались, словно ворует он много. А что украдет — пропивает. За то и выгнали. Но спился, помер вскорости после смерти вашего знакомого.

Довольно быстро нашли какую-то таблицу, с перечнем сотрудников учреждения и их телефонами, домашними адресами.

— Я возьму?.. — поинтересовался Егор.

— Нет… — был категоричен вахтер. — Переписывай. Это же документы.

Егор не стал спорить.

Затем стали перелистывать бумаги, что остались после работы отдела. Получалось так — в отделе новые бумаги в шкафах нагромождались сверху старых. Когда бумаги съезжали в подвал, порядок изменился на противоположный.