Сергей Крупняков - Крылья Киприды
— Царь болен, Сириск, — царица как-то виновато улыбнулась, точно не хотела говорить об этом. — Разве тебе не нравится охота в моем обществе?
— Благодарю за честь, великая, но всякая смерть мне не по душе, даже оленя.
Две телохранительницы удивленно переглянулись с царицей. Она жестом указала им вперед. Обе унеслись в шум охоты.
— Такое и со мной было в детстве. — Царица ехала шагом, белый жеребец под ней с трудом сдерживал азарт погони. Впереди слышалось ржание, крики, свист стрел. — Когда я первый раз поехала на охоту и мать убила голубя влёт стрелой, у меня чуть не разорвалось сердце от жалости. Я впервые встречаю такого человека, как ты, Сириск. Кругом смерть и война, а ты словно выше этого. Таким я представляла в юности… — Амага замолчала. — Ты наверное поэт? — Она улыбнулась. — Еще в детстве мать наняла мне учителя — поэта из Пантикапея. Его звали Бафилл. Он многому меня научил — жаль, позднее пришлось больше учиться убивать… и воевать… Так ты поэт?
— Не знаю, царица. — Сириск чувствовал необыкновенную легкость и радость от разговора с Амагой. — Иногда я пишу стихи для себя. Но главное — я хочу описать все народы и все племена, что живут на Таврике и Меотиде. Хочу, чтобы люди узнали друг о друге. Чтобы ценили все хорошее, что в них есть. Чтобы не воевали и не оскверняли столь мимолетную и прекрасную жизнь насильственной смертью…
Амага долго молчала и не отрываясь смотрела в глаза Сириску. Неожиданно склонившись, она привлекла его к себе. Горячие губы с жаром обожгли губы Сириска. Она оторвалась, хлестнула коня и унеслась вперед, туда, где шумела вдали охота, где люди убивали зверей, где ревела дикая жизнь.
Сириск долго еще ехал шагом один. Диаф и все остальные были впереди, среди разгоревшейся охоты. Амага тоже была там.
А он ехал и размышлял о том, что вот уже второй раз в жизни встречает ойропат. И второй раз они потрясают его красотою своей, силой души. И жестокостью до безграничия. И любовью… И что же такое есть в них? Отчего их поцелуи так жарки? Отчего так пьянят? Отчего так кружится голова? Так же, когда он впервые привлек к себе Гелику. Тогда даже земля качнулась под ногами. И они точно летели туда, где хотелось остаться навеки, где так прекрасно. Но куда? И что это? Почему и тогда и теперь Сириск как будто вспомнил что-то? То, что знал, но забыл. Но не было ответа.
Когда Диаф, разгоряченный охотой, подлетел к нему на своем коне, Сириск хлестнул своего жеребца, и они оба поскакали туда, где были все участники травли. Еще одна мысль мелькнула по пути: «Счастье, что рядом никого не было, когда Амага…» Он понял, что этот поцелуй сорвался, как крик о спасении.
Очевидно, царица сама не ожидала этого от себя. Но как только он догнал царицу и как только глаза их встретились, оба поняли все без слов. «Сохранишь ли ты тайну, Сириск?» — было в ее глазах. «Сохраню, царица!» — был его ответ.
Вечером был пир. В этот раз угощение было, еще богаче. Подали много мяса оленей, антилоп, гусей. Пировали послы, пировали хозяева. Но не было среди них Мидоссака.
— Где же царь, о великая Амага, — не сдержался в конце пира Сострат. — Мы еще должны передать вам дары от нашего народа и правителя!
— Думаю, он поправится к утру, — был ответ царицы. — Он еще не готов принять столь дорогих нам послов.
Вскоре царица ушла, а пир разгорелся с еще большей силой. Гости и хозяева все громче смеялись. Воины Амаги были удивительно приветливы и дружелюбны. В разгар застолья Сириск подошел к одному из них. Он был веселее всех и звали его Азис.
— Почему у вас так мало мужчин? — Сириск спросил его полушутя, полусерьезно.
— Да ведь мы же на половине царицы, — ответил тот. — Разве ты не видел стену, пересекающую Годейр?
— И что же? Неужели мужчины со стороны царя боятся перейти сюда, если тут столько прекрасных женщин?
— О! — засмеялся Азис. — Хотел бы посмотреть я на того смельчака! Сам Мидоссак дрожит сейчас на своей половине. И молит прощения у Амаги… — Азис вдруг испугался — его услышала проходившая с новой амфорой ойропата.
Повернувшись в сторону ойропаты, Азис громко сказал:
— Да продлят боги славу и жизнь нашей царицы!
— Да будет так, — в тон ему произнес Сириск.
Когда пир уже подходил к концу и хитоны, как напуганные птицы, полетели под потолок покоев, Сириск незаметно вышел. В своей комнате он достал пергамент, пиксиду и сел за стол. Он писал всю ночь, но, казалось, не изложил и половины того, что узнал и увидел. В конце он написал: «… И думается мне, что ойорпаты Годейры — это прямые отпрыски тех, что пришли к нам с Фермоскиры, ибо речь и все обычаи у племени Агнессы и Амаги — одни и те же. И имена я слышал здесь, знакомые мне еще с Дороса. А разница лишь в том, что Агнесса живет тайно, и это влечет много зла и смерти, а Амага, потомок Годейры, живет с мужчинами в мире. Итак поставила дело, что мужчины всем довольны. Похоже, они даже рады подчиняться этой мудрой женщине, ибо знают, что лучшей жизни, чем у них, нет ни у каких мужчин всех окрестных племен. Это и есть залог их силы…»
Сириск хотел написать еще, но, видимо, кончилось масло в глиняном светильнике — огонек стал тускнеть. Он задул его.
За окном было еще темно. Мерцание звезд и аромат осенней Ночи опьянили его. Увлекаемый какой-то неведомой силой он вышел во внутренний дворик замка Амаги. Вокруг было тихо. Люди спали. Во всех покоях царствовал Гипнос. Даже стражу, приложившуюся на пиру к вину, не было видно.
Сириск вышел в сад за ворота. Звезды мерцали сквозь ветви деревьев. Под ногами шуршали опавшие листья. Виноградные лозы оплетали все вокруг. Даже сейчас, в ночи, невозможно было не заметить кисти винограда, так они были велики. Рядом была конюшня и слышно было, как фыркают кони. Он прошел дальше, мимо скирд свежего ароматного сена. И тут, чуть в стороне, за невысокой стеной, он увидел небольшой дворик, а в центре — точно такой же, как и во внутреннем дворике крепости-замка, круглый дом с колоннами, только гораздо меньше. Напротив светился отраженной луной небольшой бассейн. Какая-то тень отделилась от колоннады…
— Я звала тебя, — услышал он жаркий шепот, и сильное объятие утопило его в поцелуе.
Он, сам не веря себе, подхватил царицу на руки. Будто Эрос вел их в этот час друг к другу. Они упали в мягкие объятия скошенных цветов и трав. И все растворилось в пьянящем, зовущем, счастливо кричащем аромате ночи. И лишь луна, все также отражавшаяся в темно-голубоватых водах бассейна, слышала их нежный шепот: «Я ждала тебя столько лет…» — «Но сердце мое отдано другой…» — «Не это важно — а то, что ты есть…» — «И пусть это останется тайной». — «И, может быть, лучшей тайной в нашей жизни».
