Фредерик Марриет - Персиваль Кин

— Я бы желал жить долее, чтобы оправдать ваше доброе обо мне мнение, — отвечал я.

— Дай Бог, мистер Кин, — ласково отвечал капитан. — Все это время вы благородно вели себя; это приносит вам честь, и матушка ваша может гордиться вами.

— Благодарю вас, капитан, — отвечал я, восхищенный его словами, зная, что вместе с матушкою он будет также гордиться мною.

— Впрочем, в этом маскараде вы не можете еще исполнять своей обязанности по службе, — продолжал капитан. — Но я надеюсь, что краска скоро сойдет. Вы обедаете сегодня со мною; теперь ступайте к товарищам.

Поклонясь почтительно, я вышел из каюты, довольный собою, и поспешил к товарищам, пожав мимоходом руку Бобу Кроссу, который, как родной, радовался моему возвращению.

Предоставляю читателю воображать, сколько мне приходилось рассказывать наверху и в кают-компании.. Старший лейтенант не мог заставить ни одного офицера заниматься делом. Два или три дня я был самою важною особою на фрегате. После этого я мог спокойно рассказать свою историю Бобу Кроссу.

Боб Кросс, выслушав меня, сказал:

— Ну, мистер Кин, трудно сказать, к чему рожден человек прежде его смерти; но мне кажется, что вы рождены к чему-нибудь необыкновенному. Вам нет еще шестнадцати лет, а вы действовали лучше взрослого человека. Вы находились в самых затруднительных положениях и всегда счастливо выпутывались из беды. У вас старая голова на молодых плечах; вы в одно время и резвый мальчик, полный шалостей, и смелый, решительный человек. Говорят, что случай делает человека, и это сбылось над вами; но странно, что один и тот же мальчик крадет изюм у комиссара и заставляет разбойника-негра исполнять свою волю. Мы два раза считали вас на том свете, и два раза вы оживали. Теперь я скажу вам славные новости, мистер Кип; вы не знаете, как высоко ценят вас капитан и офицеры; зависть иногда ослепляет людей, и правду тогда только говорят о человеке, когда считают его мертвым. Уверяю вас, что не только офицеры, но и капитан, искренно жалели о вашей потере, и теперь капитан, верно, гордится вами. В тот самый день, как вы сюда приехали, я слышал разговор капитана с лейтенантом, и я только могу сказать вам, что ваше счастье в ваших же руках, только не подавайте вида капитану Дельмару, что знаете что-нибудь о вашем родстве с ним.

— Этого я, конечно, не сделаю, — отвечал я, — потому что он может переменить свои чувства ко мне.

— Конечно; я часто думал о вас и наблюдал за капитаном, прислушиваясь к его разговору, особенно после обеда, потому что вино лучше развязывает язык людям. Величайшим несчастьем для вас может быть то, если капитан женится и будет иметь детей. Но я часто слышал, что капитан выказывал отвращение к женитьбе и смеялся над людьми, которые хотели жениться, и я радовался за вас, мистер Персиваль. После сорока лет человек редко думает о женитьбе, а капитану, я думаю, уж около пятидесяти.

— Да; но если его брат умрет, капитан будет лордом де Версли и наследует огромное состояние. Тогда он женится, чтобы иметь наследников.

— Конечно, он может это сделать, — отвечал Кросс, — но еще Бог знает, будут ли у него дети; цыплят по осени считают. Вам остается только желать, чтобы брат его был так же крепок, как наши старые адмиралы..

— Отчего адмиралы так долго живут?

— Мне кажется, оттого же, отчего соленое мясо держится долее свежего. Морская пена сорок или пятьдесят лет омывает им лицо и платье, и, таким образом, они напитываются солью. Вы долго ли думаете ходить здесь негром?

— Не знаю, но капитан сказал мне, что покуда не сойдет краска, чтобы я не вступал в должность; поэтому я надеюсь, что она сойдет не скоро.

— Вы говорите, как мичман, но послушайте моего совета — возьмите трубу и ступайте наверх.

— К несчастью, ее уж нет. Но это была славная труба; она спасла мне жизнь.

— Да, эта шутка так же хорошо кончилась, как и масонские знаки с мистером Грином. Мне кажется из него никогда на выйдет хорошего моряка; ему бы лучше готовиться в комиссары. Но бьет восемь склянок, мистер Кин, и я думаю, пора пожелать вам доброй ночи.

ГЛАВА XXV

Шкуна «Стрела» сильно потерпела во время боя, потеряв своего командира и тринадцать человек матросов. Все полагали, что, если бы не было фрегата, пираты взяли бы ее, потому что «Стрела» потеряла все мачты и не в состоянии была вступить под паруса.

С фрегата послали на шкуну плотников и лучших матросов для исправления ее повреждений, и на другой день мы пошли в Порт-Рояль, в Ямайку, донести об истреблении разбойничьего судна.

Утром капитан Дельмар прислал за мною.

— Мистер Кин, — сказал он, — теперь вы еще не можете вступить в должность, но я не хотел бы, чтобы вы оставались праздным; и потому советую вам заняться навигациею. Вы умеете вести счисление, но еще не знаете всей науки.

— Я бы очень рад был знать навигацию, — отвечал я.

— Я так и думал и говорил уже со штурманом, который согласился давать вам уроки. Завтра вы начнете и можете заниматься у меня в каюте. Теперь ступайте.

Я поклонился, выходя из каюты, и, увидя Боба Кросса, пересказал ему слова капитана.

На другой день штурман начал давать мне уроки; и я продолжал учиться до нашего прихода в Порт-Рояль. Здесь капитан донес адмиралу о сражении и рассказал мои похождения на разбойничьем корабле. Этот рассказ до того заинтересовал адмирала, что он просил капитана Дельмара привезти меня к нему на другой день обедать.

Я все еще был очень черен, но это делало меня еще интереснее. Я снова рассказал свою историю, к удовольствию моих слушателей, особенно дам. По уходе моем адмирал и офицеры много хвалили меня, что было очень приятно капитану Дельмару.

Моя странная история разнеслась везде. Губернатор услышал о ней и также пригласил меня к себе. Я скромно рассказал ее, имея в виду заслужить только одобрение капитана Дельмара.

Стоя в Порт-Рояле я продолжал свои занятия в капитанской каюте, и так как капитан был большею частью на берегу, то в каюте его мне было очень весело. Однако не имея охоты учиться целый день, я был очень рад, когда Томушка Дотт прибегал ко мне; но не смея ходить в капитанскую каюту мимо часового, стоявшего дверей, он пробирался прямо с бизань-русленей в борт. Увидя вдали капитанский катер, Томушка проворнее обезьяны уходил тою же дорогою, а я начинал чертить прямоугольные треугольники. Я вставал, когда капитан входил в каюту.

— Сидите, мистер Кин, — говорил он, — штурман хвалил вас, и для меня это очень приятно.

В одно утро Том, по обыкновению, забрался ко мне в борт, и мы прилежно рисовали карикатуру на мистера Кольпеппера, когда капитанский катер пристал к фрегату, и мы тогда только узнали о приезде капитана, когда услышали, как он разговаривал со старшим лейтенантом, сходя по трапу.