Патрик О'Брайан - Помощник хирурга
Привычка смирила его с нынешней Дианой, и он скорбел о Диане былой лишь когда оставался в одиночестве. По-своему ему даже нравилось сидеть сейчас подле неё, ведь вместе они чувствовали себя свободно, ее приветливость создавала иллюзию возвращения домой. Стивену вновь подумалось, что их брак может оказаться весьма удачным. Он отметил, что Вильерс прекрасно выглядит и совершенно здорова. Безупречный цвет лица, часто присущий дамам в положении, придавал ей особый блеск — очевидно, ей повезло избежать обстипации,[1] хотя этот недуг часто сопровождает интересное положение.
Однако намётанный глаз также приметил, что за охватившим сейчас Диану напускным воодушевлением и показным удовольствием не всё так радужно. Да что там — совсем напротив. Признаки сильного несчастья было непросто определить, но относительно их наличия не могло быть сомнений. Как и признаков не так давно пережитых раздражения и томления духа.
Причина стала ясна через мгновенье, когда появилась миссис Фортескью со своими детьми. Пятёрка отпрысков показалась Стивену тошнотворной в той же степени, что и любой другой выводок: коренастые, непримечательные, мелкие и сопливые создания с низкими лбами, склонные таращиться во все глаза да совать пальцы в рот, но в общем, ничего криминального. В противоположность им, мать олицетворяла одну из тех флотских жён, само наличие которых наводило Стивена на размышления о нелегкой судьбе моряка. Это была в меру мужеподобная, крупная и незамысловатая женщина с грубой кожей. Дама украсила собственную персону большим количеством булавок, ленточек и брошей, но в сочетании с присущей ей манерой держаться самоуверенно и живо, они выглядели ужасно неуместно. В разговоре тут и там проскакивали морские словечки, подчас даже чаще, чем у большинства моряков. Спустя какое-то время Стивену стало очевидно, что со своей гостьей она установила отношения скрытой враждебности и даже побаивалась Диану. Самого доктора никоим образом не пригласили участвовать в беседе: миссис Фортескью прекрасно разбиралась в морской иерархии и знала своё в ней место как жены капитана с выслугой, так что, услышав, что он всего лишь хирург, тем для разговоров вовсе не нашлось. К тому же Мэтьюрин уделял собственному гардеробу не слишком много времени и сейчас, только вернувшись из длительного путешествия, выглядел особенно потрёпанным и неряшливым, не говоря уж о небезупречной чистоте и небритости.
Стивен задумался о Париже, родригесском дронте и молчаливом бое двух мальчишек Фортескью, который те вели в дальнем углу у жардиньерки: подзуживаемые собственными сёстрами, ребята боролись за предмет, который ему не удалось определить, возможно, носовой платок. В то же время миссис Фортескью и Диана спорили относительно какого-то вопроса, суть которого он не сумел уловить, впрочем, весьма в приличной и цивилизованной манере. Несомненно, стоит добавить кое-какие замечания о страусообразных Новой Голландии... Он понял, что спор подошёл к концу. По-видимому,Диана отстояла свою точку зрения, и миссис Фортескью, совершенно не желая продолжать стычку, решила насолить ей, напав на самого Стивена.
— Скажите, сэр, — окинув доктора сочувственным взглядом, промолвила она. — Правда ли, что на прусской службе от хирургов требуют, чтобы они брили офицеров?
— Более чем правда, мэм, — ответил он. — Но у нас гораздо хуже. Боже, сколько раз мне приходилось чистить ваксой башмаки капитана Обри!
От злости она покраснела, но ответить не успела, так как вошёл капитан Фортескью, и Стивен с интересом наблюдал появившееся на её лице выражение чистой любви, а также вскользь брошенный в направлении Дианы беспокойный и подозрительный взгляд.
Мгновенье спустя миссис Фортескью вновь излучала гнев (опять залившись краской) — с грохотом обрушилась жардиньерка. Оцепенев при виде отца, один из мальчиков разжал пальцы и второй улетел в противоположную сторону. Комнату заполнили шум, обвинения, порицания, отрицания и бесстыдные доносы. Когда хнычущих и завывающих детей вывели вон, чтобы наказать, Стивен с Дианой отправились в сад.
— Как ты себя чувствуешь, дорогая моя? — прогуливаясь мимо гордости и отрады капитана — цветущих лилий, — спросил доктор.
— Прекрасно, Стивен, спасибо, — ответила она. — Я последовала всем твоим советам, была просто паинькой — лишь бокал вина за обедом, хотя всегда найдётся толпа народу, которые так и подбивают выпить. Вовсе не притрагивалась к табаку, даже нюхательному.
Стивен, ты не мог бы разжечь сигару и выдыхать в мою сторону как только отойдём подальше от дома?
— Конечно, — кивнул Стивен. Последовал ряд вопросов о её физическом состоянии, после чего Мэтьюрин сменил тему. — Ты видела Джека?
— О, да! Если только он был не занят в городе, Джек с Софи приезжали почти каждый день, пока его не вызвали в Дорсет по причине болезни отца. После этого Софи появлялась так часто, как могла — она просто душка, ты ведь знаешь, Стивен, — и мы просто молча сидели друг с другом словно пара кастрированных котов, ведь наши мужчины так далеко от дома. Между прочим, ты так и не сказал мне, почему тебе пришлось уехать.
Стивен очень редко мог позволить себе ответить на подобный вопрос с такой прямотой, так что сделал это с чувством громадного облегчения.
— Я отправился с целью официального установления границ в округе Джойс в Ирландии.
Границ владения, которым владел мой кузен Кевин. Оно было конфисковано в начале девяносто восьмого, но так как кузен погиб на австрийской службе, сражаясь против Бонапарта, имение вернули. Во Франции я увижу его отца и передам эти прекрасные вести. И для тебя тоже есть хорошие новости, Вильерс, — ощупывая карман, добавил он.
— Вот приказ о твоём освобождении. Кое-какие ограничения ещё остались, ведь тебе позволено жить только в Лондоне или окрестных графствах, но я не думаю, что ты захочешь жить где-то ещё. Ты не рада, Вильерс?— Что ты, конечно рада, Стивен. Восхищена. Очень мило с твоей стороны было решить эти проблемы. Я бесконечно тебе обязана, дорогой. Сама мысль о том, что можно покинуть этот отвратительный дом, с этими мерзкими детьми... Стивен, закури сигару, Бога ради. — Окунувшись в облако дыма, Диана сделала глубокий вдох, побледнела и опёрлась о его руку.
— Похоже, отвыкла.. Стивен, я не могу жить в Англии, — повернув к доктору своё измождённое лицо, продолжала Диана. — Достаточно того, что приходится потакать россказням о случившемся в Индии. Что же начнётся, когда дойдут слухи из Галифакса?
Я со многими знакома. Множество из них в стране, в столице — сотни. Мне и так стоит многих сил ходить по Хэмпширу с поднятой головой. Представь, что начнётся в Лондоне через несколько недель — Диана Вильерс с огромным пузом, но без мужа. Ты прекрасно знаешь как тесен мир — кузены, знакомые или родственники, куда ни плюнь. Я не смогу сходить в театр, оперу или приличную лавку, не столкнувшись с кем-то из знакомых. А можешь ты представить меня запертой на какой-то богом забытой ферме, из-за боязни быть узнанной не решаясь встретиться ни с одним цивилизованным существом, даже священником? Или в каком-нибудь закутке Суррея? От уныния я просто сойду с ума.
