Сокровища горы Монастырь - Михаил Иванович Ханин
– Между прочим, Санюх (так его звал когда-то отец), из той «Волги» и изрешетили и «Ниву», и Анатолия, – сообщил я как о чем-то незначительном, кивнув в сторону «Нивы». – Остерегайся ее. Ну, за дружбу!
Тюрючок так и замер с открытым ртом.
– П-прикинь! – выдохнул он. – Мне еще показалось, что в «Волге» тоже куча дырок, но … не поверил глазам своим. Подумал – грязь! И прикинь, я ее тоже видел раз – возле «Эльдорадо»!
Мой друг был большим поклонником женщин, «красивой жизни» и обожал тусоваться в заведениях типа «Эльдорадо». В течение последних семи лет он работал с весны до поздней осени где-то на Севере в старательской артели сначала трактористом, потом мастером. Мыл золотишко! Домой возвращался с большой помпой, на такси, в новеньком, от лучших тамошних кутюрье костюмчике.
– Вот, мать, тебе деньги, прибери! – скупо ронял он, протягивая ей толстую пачку купюр. – Здесь ровно на половину «Волги». На следующий год привезу еще столько, куплю машину, потом поставлю дом и женюсь. Все путем! А это мне (он указывал на оттопыренный карман), хи-хи, на красивую жизнь!
Помимо кармана, у него имелась и другая заначка – в изготовленном по индивидуальному заказу за большие деньги чемодане с двойным дном. Первое время он тусовался с друзьями и подругами в «Эльдорадо». Пили исключительно коньяк и дорогущие вина, позже водку и портвейн, а ближе к весне переходили на самогон и паленку. И уже не в «Эльдорадо», а в кочегарке.
Сначала деньги на «красивую жизнь» расшвыривались из оттопыренного кармана, потом – из чемодана с двойным дном и, наконец, конфисковывались со скандалом у матери – те самые, на половину «Волги». На прииск родители отправляли кормильца на собственные сбережения. В фуфайке и кирзовых сапогах.
В этом году Шурик на прииск не попал – в марте по пьяни сломал руку. Да и работенка подвернулась нехилая. На «красивую жизнь» хватало. А тут еще и браконьеры на Трофимовой ферме объявились. Какой-никакой, а навар. С мира по нитке – Тюрючку на рубашку. В смысле на бутылку.
Обсудив за выпивкой инцидент с Анатолием, деревенские сплетни и наиболее животрепещущие проблемы международной и внутренней политики, мои друзья углубились в воспоминания. Я щедро наполнял их рюмки, но сам не пил – недолго и спиться.
– А помнишь, как мы ходили в походы по пещерам? – подмигнув Колобку, хихикнул Тюрючок. – С девчонками! Перебродили через Зеленую возле Зуба Дракона. Прикинь, метров триста отсюда!
– А один, б…дь, продвинутый каратист все й-а-а да й-а-а! Перед девчонками! На середине реки! – невозмутимо подхватил Колобок, значительно наморщив свой сократовский лоб и малюсенький носик. – Да, б…дь, как пиз…ся! Течение к-а-к шмякнет его о Зуб Дракона! Головенка то покажется из воды, то снова скроется. Думал, п…ц каратисту!
– Нет, выполз! – обнадежил его Тюрючок. – Прикинь, бегает по берегу и орет, как полоумный: «Караул! Спасите! Покажите, где по колено назад перебрести?»
– Орал? Перед девчонками? П…ц! – натурально огорчался Колобок, воздевая голубенькие глазки к небу. – А такой продвинутый был каратист!
Это было их излюбленное воспоминание. Посмеиваясь, я наполнял их рюмки, пока не закончилась вторая бутылка. Мои друзья тут же принялись меня раскручивать на третью, доказывая, что Бог троицу любит. Но я ухватил их за руки и повел к машине.
– Я от бабушки ушел, я от дедушки ушел, – бормотал, упираясь, Колобок. – А от тебя, Валерьян, и подавно уйду!
Навстречу нам вынырнул из леса Гриша на своем велосипеде и, резко затормозив, отрапортовал: «Они, дядь Валер, свернули направо. На седьмой развилке!»
Молодец! Десять часов просидел в засаде, но решил вопрос. Мужик!
– Спасибо, Гриш! Отдыхай! Теперь моя очередь, – кивнул я, запихивая друзей в машину.
«И вечный бой, / Покой нам только снится. / Сквозь кровь и пыль… / Летит, летит степная кобылица / И мнет ковыль», – снова пришли на ум строчки из любимого Блока.
– Мы пойдем с конем / По полю вдвоем, – обнявшись, самозабвенно пели на заднем сиденье Шурик и Алексей. – Мы пойдем с конем по полю вдвоем.
Методом тыка
Я развез друзей по домам, выехал за Тихоновку, свернул на проселочную дорогу и углубился в лес. Мне предстояла рутинная, изматывающая и не вполне безопасная работа. Мотаться в угодьях Мясника на своей машине было и глупо, и рискованно. Я упоминал об этом.
Поэтому я, как и предполагал, арендовал для поиска Чернова в соседней деревушке на недельку зеленый, под цвет деревьев, «москвич»-лохмот и припрятал его в укромном месте. Оставить его в лагере, выезжать на поиск, а потом возвращаться каждый раз мимо дома Мамочкина было не намного умнее, чем заниматься этим на своей собственной машине. Темнить, так темнить.
В этом укромном местечке я переоделся в камуфляж, прицепил бороду, усы (все по-взрослому, как любит повторять опять же тезка), пересел в зеленый москвичок и долго рассматривал в нем карту местности. Идея найти Чернова в огромном, на сотни километров, лесном массиве выглядела безрассудной. Особенно для такого «чайника», как я. Но лиха беда начало. Самая длинная дорога начинается с первого шага.
Приободрив себя таким образом, я принялся разбивать подлежащую осмотру территорию на квадраты. Получилось одиннадцать. Развилка под номером семь оказалась в четвертом квадрате.
– С него и начну! – решил я и двинулся по проселочной дороге. Заняв исходную позицию, я заглушил мотор, вылез из машины, осмотрелся и, выбрав сосну повыше, направился к ней.
– Быстрее, быстрее! – торопил я себя, морщась, едва не крича от боли (проклятые сучья!) и перебираясь с одной ветки на другую все выше и выше. – «Оборотни» начали поиск намного раньше, их четверо, они профессионалы, и «зелянка» – их стихия. Быстрее!
На вершине я отдышался, осмотрел окрестности в бинокль: ничего обнадеживающего, безбрежное лесное море. Но отсутствие результата тоже результат. «Терпение и труд все перетрут! – сказал я себе и начал спускаться. – Еще пара сотен таких подъемов и спусков – и что-то прояснится!»
Глава 8
Июль 1734 г. Игнат и Тихон на Колывано-Воскресенских заводах
– Стойте, стойте! – выкрикнул какой-то мужик, бросаясь наперерез лошади Игната и ухватив ее под уздцы. – Подсобите, Христа ради!
Сбоку
