Зинаида Шишова - Приключения Каспера Берната в Польше и других странах
О чем только не переговорили они в эту ночь! О своих странствиях, о том, как Каспер переваливал через Альпы и какие страшные зобатые люди попадались ему в горах, о том, как корабль Вуйка трепала буря, о предстоящем плавании, о матросе Ротте (Вуек его еще не видел), о роскошном дворце Мадзини, о том, какая хорошенькая и приветливая у кардинала племянница…
– Ты не все мне говоришь, Касю, – поглядев пристально на своего любимца, с укором заметил пан Конопка. – Что-то гнетет твое сердце… Уж не влюбился ли ты в эту хорошенькую племянницу?
От неожиданности Каспер даже фыркнул.
– Что ты, Вуек! – ответил он просто. – Я жених Митты. Ты говоришь, меня гнетет что-то? Может быть, это потому, что мне предстоит плавание с человеком, который, несмотря на клятву перед изображением мадонны, продолжает меня ненавидеть… Но, скорее всего, это просто тоска по родине…
Рассказ Каспера о столкновении с Паоло Роттой и о примирении с ним разволновал пана Конопку гораздо больше, чем он хотел показать.
«На корабле – не на земле, где ты волен уйти от неприятного тебе человека», – рассуждал сам с собою боцман. И тут же решил упросить капитана поместить его поближе к Касперу.
Дорога из Рима в Венецию не отняла у троих попутчиков много времени. Кардинал в достатке снабдил их деньгами и рекомендательными письмами для того, чтобы избавить их от вынужденных остановок в пути.
Капитан Зорзио Зитто оказался на редкость приветливым и располагающим к себе человеком. Он и жена его, сестра Паоло Ротты, приняли юношу, как родного.
– Такой молоденький, и так далеко от родины! – с состраданием говорила синьора Бианка, подкладывая за обедом гостю лучшие куски.
– Я в его годы плавал уже в Африку и на Азоры! – сердито перебил ее Ротта. (Как все-таки он мало походит на свою милую и приветливую сестру!)
– Скажет тоже «Африка и Азоры»! – воскликнула синьора Бианка. – Да ведь молодой человек прибыл из самой Сарматии! Много ли ты видел в Венеции людей, которые отважились бы забраться в те края?!
Прав был кардинал Мадзини: на карте мира итальянцы Польшу помещали, очевидно, где-то за страной Сипанго и Катаем.[35]
Весь дом капитана Зитто принимал участие в сборах хозяина в дорогу. Путь предстоял нелегкий, и неизвестно было, что ожидает наших путешественников в столице страны полумесяца. Однако внешне беспокойства никто не выказывал. Предстоящее плавание даже не было темой разговора за столом. Говорили о чем угодно: о ценах на скот, о том, что испанцы вырезали целую деревню где-то около Пизы, что после семилетнего отсутствия из Индии вернулся какой-то генуэзец и привез мешок золота…
Поглядеть на приезжего сармата в доме Зитто собрались соседи с женами и детьми. Один из приятелей капитана даже знал несколько немецких слов и вступил с Густавом Кнебелем в беседу.
Каспер насторожился было, чтобы прийти боцману на помощь, но тот превосходно справился и один. Гданьщанин, что и говорить!
И здесь, в Венеции, среди этих честных тружеников моря, Касперу вдруг почудилось, что он снова в родимом Гданьске, до того моряки всего мира схожи между собой! Капитан Зитто очень напоминал юноше его отца, капитана Берната. То же высушенное лихорадками всех широт сильное, складное тело, то же обветренное, загорелое лицо. Даже глаза у венецианца были такие же голубые, как у поляка.
Гости капитана были столь же доброжелательны, как и хозяева. Когда боцман или Каспер не могли подобрать нужные итальянские слова, на помощь им приходили все – мужчины, женщины и даже дети. Так общительны и приветливы к чужеземцам люди этой страны.
А что касается нравов, царивших в доме, то они в точности повторяли те, к которым Каспер привык в Гданьске.
Капитан Зитто был весьма состоятельным человеком, из дальних плаваний он привозил, как понял Каспер, не только шелка или благовония для продажи, но и золото и слоновую кость. А синьора Бианка, нисколько не чинясь, сама управлялась на кухне, стирала белье и штопала одежду мужу и брату – ну в точности, как и матушка Каспера.
– Может, дом наш покажется вам слишком низким и темным, – говорил капитан, вводя приезжих на крылечко, заплетенное глициниями, – но я не променяю его на мраморные дворцы! Я как был простым человеком в матросах, таким же остался и в капитанах… Жаль только, что ребятишек у нас нет – маленькими поумирали… Все добро придется оставить Паоло. Хотя бы он женился поскорее! И «Санта Лючия» ему же достанется, – добавил Зитто с невольным вздохом.
После обеда никто так и не поднялся из-за стола, пока не подошла пора ужинать. Сперва Касперу показалось очень неаппетитным поданное синьорой Бианкой блюдо «тутти фрутти ди маре»,[36] но Вуек, отведав его, одобрительно крякнул и толкнул Каспера под столом ногой: ешь, мол, не пожалеешь!
Нет, всё за этим столом оказалось вкусным: и рыба, и огромные крабы, и крошечные креветки, но лучше всего было вино, поданное в оплетенных соломой флягах. Вечером пели хором, и это тоже напомнило Касперу родину. Пели красивые венецианские, генуэзские и неаполитанские песни. Потом Каспер под мандолину исполнил «Паненку Крысю» и «Жалобу мазура». Под конец упросили и Густава Кнебеля спеть что-нибудь по-немецки, и бравый боцман, ни сколько не смущаясь, затянул «Песнь о потонувшем гданьщанине» – самую польскую из тех, что Каспер знал.
Поздно ночью хозяева и гости отправились на Лидо полюбоваться при свете луны на «Санта Лючию».
Да, это действительно была великолепная каравелла!
Она хоть и стояла на якоре, но вся точно летела вперед со своей красиво изогнутой носовой частью, тонкими высокими мачтами и стройным узким корпусом.
На что уж пан Конопка перевидал на своем веку кораблей, но и он только покрякивал и одобрительно прищелкивал языком, разглядывая судно.
Ночью, несмотря на усталость и выпитое вино, Касперу не спалось. Он то представлял себе, что делает в это время Митта (в Польше сейчас уже сумерки), то прикидывал в уме, когда же они увидятся снова.
Юноша ворочался с боку на бок, перекладывал со стороны на сторону горячую подушку, садился к окну и смотрел на звезды.
Вот тут-то ему невольно довелось подслушать разговор хозяев.
Венецианская речь так же отличается от языка, на котором говорят в Кампанье, как отличается речь краковяка от речи мазура или поморца. За столом, из уважения к чужеземцам, все старались говорить медленно и внятно, но и сейчас до сердца юноши дошли исполненные муки восклицания синьоры Бианки и ласковые, успокоительные ответы капитана.
Каспер понял, что Зорзио Зитто тяжело болен и что жена его обеспокоена не на шутку.
