Фредерик Марриет - Приключение собаки
— Вот оно, матушка! — ответил достойный сын старухи, высыпая на колени ее груду червонцев. — У меня должно быть больше, но… но я отомщу ему за это!
— Не убивай, сын мой, курицы, несущей золотые яйца, пока она их несет! — наставительно заметила старуха.
За эти два дня Ванслиперкен пережил столько обидных, тяжелых и прискорбных минут, что в голове был настоящий хаос. Он чувствовал необходимость сделать что-нибудь, и не будь по природе своей малодушным трусом, он, вероятно, решился бы на самоубийство; теперь же все его чувства как-то безотчетно слились в чувство бешеного озлобления против того же Костлявого; питая в душе самые черные мысли против него, он вернулся в свою каюту.
ГЛАВА XXVI. Мистеру Ванслиперкену является привидение
В то время, когда происходили описываемые события, партия якобитов была в большой силе и употребляла все усилия, чтобы подготовить вторжение в Англию вооруженной силы. Она насчитывала очень много сторонников среди высших чинов государства и в правительственных сферах, но до сего времени вела все свои махинации тайно; теперь же якобиты считали, что настало время действовать смело и открыто. Ввиду этого решено было послать кого-нибудь из доверенных лиц в Амстердам; это лицо должно было войти в сношения с Генеральными Штатами, и так как там государственные тайны были тайною многих, то при умении можно было рассчитывать на то, чтобы эти тайны перестали быть тайной. Выбор якобитской партии пал на молодого Рамзая, зятя сэра Джорджа-Роберта Барклая, брата леди Алисы, который был неразлучен с ним как во время пребывания при дворе короля Якова, так и в операции контрабандистов.
Через своих союзников ловкий, хладнокровный, наблюдательный Рамзай был снабжен надлежащими рекомендательными письмами к представителям Генеральных Штатов, письмами, в которых о нем говорилось как о самом яром приверженце короля Вильяма, и потому он мог рассчитывать на успех своей миссии.
Рамзай решил отправиться в Амстердам на судне лейтенанта Ванслиперкена, и после того разговора, какой он имел с ним, был уверен, что лейтенант не посмеет воспротивиться его желанию. Для Рамзая же было особенно благоприятно прибыть в Амстердам на королевском судне.
Между тем Ванслиперкен, запершись в своей каюте, чувствовал непреодолимую потребность выместить на ком-нибудь душившую его злобу; наиболее подходящим для этой цели предметом после ухода Джемми Салисбюри был, конечно, Костлявый. На него-то и обрушились теперь вся ненависть и злоба Ванслиперкена.
Не давая никаких разъяснений, лейтенант призвал к себе капрала и приказал принести себе пистолет и заряды, затем отпустил капрала, не дав никаких разъяснений относительно того, на что ему понадобились эти предметы. Но у капрала мелькнуло соображение, что Ванслиперкен припасает то и другое для Костлявого, и он на всякий случай сообщил свою догадку юноше, подав ему при этом совет, если лейтенант будет стрелять по нему, притвориться убитым, затем напугать лейтенанта, явясь к нему после того живым и невредимым.
Между тем Ванслиперкен, оставшись один, зарядил свой пистолет и спрятал его под свое одеяло, затем потребовал к себе Костлявого, которому приказал собрать в узел кое-что из теплого платья, подушку и запасное одеяло и быть готовым, когда стемнеет, отправиться с ним на берег, чтобы нести за ним узел, так как он намерен был провести несколько часов где-нибудь среди зелени и поспать под открытым весенним небом.
— Слушаю, сэр! — сказал Костлявый. — А к ночи я вернусь на судно?
— Ну, конечно! — отозвался Ванслиперкен.
Когда стемнело, он приказал себе подать шлюпку и, захватив заряженный пистолет, который он спрятал под своим длинным кафтаном, поместился в лодке с Костлявым, тащившим узел.
Высадившись на берег, Ванслиперкен зашагал крупными шагами вперед и шел так быстро, что Костлявый, нагруженный узлом, с трудом поспевал за ним. Мало-помалу бедняга стал отставать.
— Поторапливайся и не отставай от меня! — крикнул ему Ванслиперкен, еще более ускоряя шаг.
Теперь они уже миновали и укрепления, и крепостной вал, и даже жилые строения предместья и шли по безлюдной сельской местности, где только изредка попадались небольшие фермы или одинокие хижины. Наконец они пришли к довольно высокой каменной стене большого загона, месту, которое показалось подходящим для Ванслиперкена; Костлявый далеко отстал от него, и под кровом густого тумана и наступавшей темноты его на этом расстоянии вовсе не было видно. Рассудив, что, стало быть, и Костлявый не может его видеть, лейтенант спрятался за углом стены загона, и когда Костлявый поравнялся с ним, дал ему пройти мимо себя и отойти шагов на десять, а затем выхватил свой пистолет, навел его прямо в голову Костлявому и спустил курок.
Раздался выстрел, Костлявый громко вскрикнул и, упав лицом вниз, остался недвижим.
Ванслиперкен подошел к нему ближе, посмотрел на него, перевернул на спину, заглянул в лицо, затем бросился бежать, точно за ним гнались все фурии ада. Он бежал до тех пор, пока совершенно не запыхался и не упал от изнеможения. Теперь совесть преследовала его, жгла его сердце, как огнем. Пистолет был еще у него в руке, а при падении он нанес себе курком пистолета сильную рану в висок и лишился чувств.
Очнувшись же, слабый и окровавленный, он поплелся к пристани, где его ожидала шлюпка. Тут он вспомнил, что ему надо объяснить отсутствие Костлявого, и с этой целью рассказал, что на него напали разбойники, что он, отбиваясь, кажется, убил одного из них, и не знает, что сталось с Костлявым, но слышал, как тот кричал, попавшись в руки разбойников, от которых не успел убежать. Капрал, который по его требованию явился перевязать его рану, положительно недоумевал, что там могло случиться: не мог же Ванслиперкен ради правдоподобности своего вымысла умышленно так сильно себя ранить?! С другой стороны, что же сталось в самом деле с Костлявым?
— Какое счастье, что я вздумал захватить с собой пистолет, отправляясь на эту прогулку! — заметил Ванслиперкен. — А то бы и я наверное был убит!
— Да, мингер! — поддакнул капрал, а сам при этом подумал: «необходимо разузнать, что там было».
Ванслиперкен провел страшно тревожную ночь: призрак убитого не давал ему покоя, рана тоже мучила его. Проснувшись перед светом, он увидел, что свеча догорела, и он остался во мраке. Он не мог выносить мрака и позвонил, чтобы принесли огня. Вот вдали замигал огонек, кто-то несет ему зажженную свечу, он открывает глаза, думая увидеть перед собой капрала, и вдруг видит перед собой со свечою в руках тощую, бледную фигуру Костлявого, который смотрит на него, не говоря ни слова.
