Жеральд Мессадье - Маски Тутанхамона
— Тогда я понял, что Ай — ужасный негодяй, подобный тем хищникам, на которых охотятся крестьяне, защищая свои стада. Он не знает, что означает служить царству, — негодовал Апихетеп, — он все делал исключительно для себя и ни для кого больше! Он раздавал обещания и яд ради своих махинаций! Он получил то, чего желал более всего на свете, — власть, и вы, вы служите этому шакалу и обвиняете пастуха!
Судьи были озадачены. Опасаясь того, что обвинения прозвучат и в их адрес, они горели желанием приговорить подсудимого к обезглавливанию на месте. Они готовы были убить его прямо в помещении, где проходил суд. Они не могли более слышать столь откровенное осуждение того режима, которому сами служили.
Они слишком хорошо знали, на чем основывается режим: они все были сообщниками. Они предполагали осудить самого заклятого врага царства, но дело повернулось таким образом, что они сами оказались подсудимыми.
Шабака, похоже, готовился к тому, что на него может обрушиться потолок. Маху размышлял о том, что он мог бы действительно сообщить регенту о заговоре.
— Итак, я сам решил, — продолжил Апихетеп, — воплотить план, которым Ай неосторожно поделился со мной: устранить приверженцев власти, истинных и мнимых, его самого и Тутанхамона, и захватить для начала власть в Нижней Земле. Этот план я разработал не для личной выгоды — я стремился сделать страну процветающей, государством, где главенствует закон. После этого потребовалось бы не так много времени, чтобы захватить Верхнюю Землю. Кто бы вас защитил? Ваша армия? Долгие годы она находится в унизительном состоянии. Военные видят слишком хорошо, как распределены трофеи прошлых завоеваний. Но для завоеваний армия мало что сейчас делает, — добавил Апихетеп, вызывающе глядя на Хоремхеба.
На самом деле владетель провинции хорошо знал этого военного; он видел его во время многих церемоний и праздников, они, без сомнения, обменивались похвалами и вкушали одно и то же вино ликования. Он только что выступил непосредственно против него. Хоремхеб даже не пошевелился.
— А боги? — спросил Хумос. — Что ты сделал бы для наших прадавних культов?
— Ты же хорошо знаешь, верховный жрец, что я их приверженец. Они всегда справедливы к нам. Я бы не только поклонялся нашим богам, но и возвысил бы их. Поверишь ли ты в то, что в Нижней Земле нет покинутых храмов? Они все еще держатся, и только благодаря набожности своих приверженцев и их пожертвованиям. В том числе и благодаря мне, — заявил он, обращаясь к Нефертепу. — Неужто ты забыл, верховный жрец, о моих пожертвованиях на восстановление храмов Пта?
«Да, — подумал Тхуту, — духовенство одобрило бы замысел Апихетепа, если бы он добился успеха». На какое-то время они становились союзниками. Они также были замешаны в заговорах, которые привели к смерти Эхнатона.
— Я знаю, — сказал в заключение Апихетеп, — что мне не стоит ждать милости от вас. Вы собираетесь послать меня на смерть. Но моя смерть не освободит вас, судьи, от мук совести. Вы знаете слишком хорошо, что мой приговор не будет соответствовать духу правосудия, он будет вынесен из чувства страха, чтобы отомстить мне. Вы будете слышать мой голос весь остаток своей несчастной жизни. Вы вспомните о гневных словах Ра: «Я остерегал людей от совершения несправедливости. Но их сердца разрушили то, что предписывало мое слово». Мне больше нечего сказать.
Он скрестил руки на груди. Мучимые жаждой судебные делопроизводители опустошили глиняный сосуд. Тхуту приказал страже вывести заключенного. Маху велел принести дюжину глиняных сосудов. Хотя судьи не произнесли ни слова, у них также пересохло в горле. Их могущество и слава были подвергнуты суровому испытанию. Они принялись пить сверх всякой меры.
— Итак, приступим к обсуждению, — произнес Тхуту.
Ответом на это предложение было гробовое молчание.
— Определена ли цель обсуждения? — спросил один из судей Главного суда Фив. — Согласно закону правосудия этот человек совершил два в высшей степени безбожных преступления: он пытался убить двух самых именитых особ царства — регента и царя. Но…
Он не закончил фразы, но все поняли то, что не было сказано: согласно разуму правосудия, его следовало назначить царем.
Хоремхеб вздохнул.
— Смерть, — сказал он.
Это предложение было поддержано единодушно.
Апихетеп был обезглавлен в помещении суда центральной тюрьмы Фив до захода солнца.
Ни у кого не было настроения участвовать в банкете. Между тем Тхуту из вежливости пригласил судей отужинать. Как это обычно бывает на официальных приемах, девушки, играющие на лирах, разбавляли звучанием своих инструментов установившееся молчание. Но в какой-то момент контраст между этими нежными аккордами и тем, что собравшимся здесь только что довелось услышать и что еще звенело в их ушах, показался разительным. Двое судей, одним из которых был Хумос, попросили Первого советника приказать музыкантам смолкнуть.
Так что банкет был больше похож на поминки.
18
САМЫЙ ПЛОХОЙ ВЕЧЕР ШАБАКИ
Толи госпожа Несхатор носила предопределенное ей имя, то ли она его придумала, но оно означало «Язык Хатор», а Хатор была одновременно богиней любви и танца. Она держала в Фивах, неподалеку от главной улицы Амона, заведение, предназначавшееся для зажиточных мужчин, которое называлось «Милый дом». Некоторые жены называли его пренебрежительно кабаком, те мужчины, кому было не по карману пойти туда — борделем, а его клиенты — домом танцев.
То, что имело столько оттенков на языке царства, грамотеи наперегонки обсуждали в Домах Жизни. Определяется ли предмет тем, как фактически его использует индивидуум? Или он наделен универсальным смыслом? Таким образом, палку можно использовать по-разному: если воткнуть палку в землю, то отбрасываемая ею тень будет указывать время дня; на нее может опираться инвалид и старик; ею можно поколотить противника. Так что же это такое: полезный инструмент, подпорка или оружие?
Еще красивая, несмотря на заметное утяжеление прелестей, приближающаяся к своему сорокалетию, Несхатор готовилась в это утро к двум событиям: одно относилось к ее профессии, а другое носило частный характер. Первым событием было прибытие трех новых танцовщиц, одной нубийки и двух сириек, с которыми накануне она удачно заключила контракты. Ими она решила заменить трех своих служительниц, которые покидали ее заведение, так как не научились пользоваться противозачаточной пастой. А ведь это было делом нехитрым: пропитывали тампон смолой акации, мякотью финика и медом и вводили его в деликатный проход. С незапамятных времен это действовало безотказно. Но эти тупицы забеременели.
