Книга без названия - Юрий Валерьевич Литвин
– Тогда?
– Да, именно… И чем больше я об этом думаю, тем больше у меня возникает вопросов.
– Мы так спешили…
– Мы всегда спешим, но знаешь, я не могу понять, зачем по большому счету ему это было нужно.
Марго помолчала.
– Я знала его немного лучше, чем ты…
Я кивнул:
– И, тем не менее, все можно было сделать гораздо проще. В конце концов, можно было найти двойника.
Она задумчиво помешивала ложечкой кофе. Потом, не поднимая глаз произнесла:
– Я раньше не говорила тебе… Он просто уже ничего больше не хотел. Понимаешь?
– То есть?
– Ну, вообще ничего. Он просил Их о Покое…
– Это не удивительно, он много старше нас всех. Последнее время я его очень понимаю.
Мадам Лакруа немного порозовела, совсем чуть-чуть.
– Ты, Эрвин, не видел его глаз, так как их видела я. Он очень устал, очень…
Я непроизвольно сжал зубы.
– Понятно…
– Вот видишь, он не мог иначе. Ему нужен был Уход. Как никому из вас тогда. Иначе…
Она понизила голос:
– Я это потом поняла, гораздо позднее…Иначе он мог стать «черным»…
Меня как обухом по голове ударили.
– Так. Ты думаешь, он это предчувствовал?
Марго молча смотрела мимо меня. Было слышно, как воркуют голуби.
– А у тебя, Эрвин, никогда не было такого чувства?
Я откинулся на спинку стула:
– Было однажды…
– И у меня, причем недавно. Это действительно страшно.
– Это естественно, – я ухмыльнулся, – «черный» сидит в каждом из нас. Тут все дело в полярности.
Марго отодвинула чашку.
– Один человек, из нынешних…Он писатель и философ. Хороший писатель. Сказал как-то, что предначертанность судьбы – это матрица, определяющая задачу и граничные условия. Матрица проецируется на конкретного человека и задает программу. А дальше человек может обманывать сам себя, судьбу, делать что-то по-своему, но, в конце концов, он умирает. И тогда матрица проецируется на другого и так до бесконечности. Точнее до того момента, пока задача не будет выполнена.
– Интересный философ, – заметил я, – но это же очевидные вещи.
– Для нас да. Но он откуда узнал?
Я поднял глаза вверх:
– Идеи носятся в воздухе…Можно нескромный вопрос?
Марго кивнула.
– Ты увлечена им сейчас?
Она потупилась и снова чуть порозовела.
– Немного…
– Похоже, ты коллекционируешь философов.
Похоже, это был запрещенный прием. Она обожгла меня взглядом.
– Зачем ты так?
– Как?
Марго постучала ногтем по столу:
– Послушай, Эрвин… Я знаю, что ты… Точнее я… Вообщем, я догадываюсь как ты относишься ко мне…
– И что?
– Ничего, – она резко встала, – нам пора.
– Ноу праблем, мэм…
Брат Эрвин осклабился американской улыбкой, хоть это для меня и нехарактерно, и мы снова покинули поле сражения с высоко поднятыми знаменами. Эта скрытая позиционная война стала мне немного надоедать.
* * *
Зараженные неизвестным вирусом были отправлены в Атланту. В центр диагностики и вирусологии. Там были собраны уникальные образцы всех известных науке вирусов.
Предварительная, а вслед за ней углубленная идентификация результатов не дали. Болезнь развивалась стремительно. Развитие ее удалось немного притормозить ценой жизни несчастной Мари-Энн, но страшный вирус настойчиво и неотвратимо преодолевал все преграды. Оба мужчины были пока еще живы. Симптомы проявились у них уже в штатах и медики не теряли надежды, но с каждой уходящей минутой она таяла. А значит, в распоряжении специалистов было всего лишь несколько часов, судя по той информации, которой они владели.
* * *
Атланта. Центр диагностики и вирусологии. Наши дни.
Марион Старк входил в группу профессора Райли. Ему было сорок и с утра все было плохо. Бессонная ночь, Кэрни со своими истериками, гонка по ночным дорогам на стареньком «форде» для успокоения нервов, какой-то бар, старый хрыч в дурацкой полосатой майке со своим виски…и в завершение срочный вызов в клинику.
«Слишком много для немолодого доктора» – думал Старк, закуривая очередную сигарету. «Слишком много…»
* * *
Марион Старк. Атланта. Накануне описываемых событий.
… -И тогда они выпустили тигра. И безоружный человек понял, что это конец. Это был конкурс. Он мог выиграть миллион, если бы продержался пятнадцать минут один на арене против разъяренного тигра. Еще там было три клетки. Одна пустая, но если спрятаться в нее, то миллиона не видать как собственных ушей. Другая с быком, а в третьей был еще один тигр. Тот парень открыл быка, он был не робкого десятка… Бык прижался к прутьям, но тигр не обратил на него никакого внимания. Он хотел человека.
Знаешь, почему они нас так ненавидят? Конкуренция. Да, да, сэр. Они ненавидят нас за то, что когда-то мы отобрали у них первенство. Потому что мы, а не они научились добывать огонь. Они себе этого простить не могут до сих пор. Точно тебе говорю и вовсе я не пьян. Ты сам пьян. Да. Так вот. Когда тигры это поняли, было уже поздно. Они думали, что им будет достаточно того огня, который горит у них в глазах.
Дальше? Слушай и пей. Наш приятель понял, что с быком номер не пройдет и стал по-тихому пробираться к пустой клетке, а полосатый стал готовиться к прыжку. Зрители притихли. Тишина была как в морге Клэйнвилла…
А тот парень, он знаешь, все-таки решился. Да. А может с испугу, но он понял. На него смотреть уже жутко было, но он…открыл второго тигра. И тогда произошло ужасное. Второй тигр бросился на первого. Они сцепились и забыли про человека. Толи у них счеты свои были, толи еще что, но парню повезло. Звери бились долго и перегрызли друг другу глотки. А я так думаю, что бились они за то, кому из них первому достанется человек. Вот так-то парень.
Мерион спросил тогда:
– Старик, а тому парню дали приз?
Старик засмеялся:
– Конечно дали. Девять грамм под сердце. У распорядителей был человек по имени Гримсби. Вот он приз парню и вручил… Вот. Тигры как люди. Они умеют ненавидеть. Они жадные и жестокие. Они знают, чего хотят. Послушай меня, старого Хэнка. Я ходил на тигра еще с МакДугаллом. В Северной Африке, я знаю, что это за зверь. Они скоро сожрут нас всех, так и знай. А потом перегрызутся между собой, и останется один тигр, самый свирепый и хитрый, и имя ему будет Антихрист. И будет он править миром, пока…– старик закашлялся и тут у Старка зазвонил телефон.
– Слушаю… Да…Ччерт, еду!
Его срочно вызывали в клинику. Там был какой-то абсолютно неукладывающийся ни в какие рамки случай. Звонила, разумеется, эта противная Трейси.
«
