Богдан Сушинский - Рыцари Дикого поля

— Я готов был к этому еще до отплытия фрегата «Кондор».

— Что же вам помешало, принц?

— Я не мог напрашиваться на знакомство с этим… наемником, — интонационно выделил поляк слово «наемником».

— А на знакомство с князем вы, поляк-беженец, который еще недавно находился в испанском плену, напрашиваться можете?

По лицу королевича пробежала нервная судорога, но воспитание все же взяло верх над эмоциональной вспышкой.

— С наемником, какую бы родословную он себе при этом ни сотворял. Однако нам не стоит обострять отношения, графиня. Признаюсь, меня удивляло, что вы не свели меня с полковником, хотя, казалось бы, все шло к тому, что мы неминуемо должны встретиться. Когда я вернулся из Кале в Дюнкерк, у нас еще было почти два дня. Следовательно, все зависело от вас.

— Простите принц, не пойму, о чем вы. Насколько я помню, ни о какой встрече с князем речи не шло.

— Разве не ясно было, что она назрела? Не в Польшу ли станет возвращаться ваш князь, если только сумеет уцелеть?

— И все же вы не просили о знакомстве с Гяуром, — настояла на своем графиня. — Вы не ощущали потребности во встрече и дружбе с этим рыцарем, а значит, не готовы были к ней. А ведь именно князь мог бы стать тем воином, который помог бы вам проложить путь к польскому трону. Или, может быть, вам напомнить, что, в отличие от благословенной богом Франции, в Речи Посполитой трон по наследству не передается? И что уже сейчас на него метят несколько претендентов, да таких, что неизвестно, чем вся эта «престольная возня» закончится. Не продлится ли она и после того, как элекционный сейм [17] назовет имя обладателя короны.

Брови принца молниеносно взлетели вверх. Он не ожидал, что француженка столь решительно сменит тактику разговора с ним.

— Оказывается, нам с вами все-таки есть о чем поговорить, досточтимая Диана.

— Я принадлежу к тем женщинам, с которыми всегда «есть о чем поговорить». Причем не только в постели.

— Мне не с чем сравнивать, графиня, — почти обиженно напомнил ей поляк о том, что в постели они пока еще не побывали.

— Будет… с чем, — кротко пообещала де Ляфер. — Но при одном условии: находясь во Франции, вы, принц, как никто иной, должны быть заинтересованы в том, чтобы Гяур вернулся в Польшу в чинах, доблести и славе. Не забывая при этом о его скудном походном кошельке. Разве я неправа, ваше будущее величество?

С первого дня знакомства графиня не особенно церемонилась в отношениях с претендентом на престол, и Ян-Казимир даже успел, пусть не смириться, то, во всяком случае, привыкнуть к этому.

— По-моему, в мире не существует ни ситуации, ни мысли, в которых вы могли бы быть неправы, — проговорил через зубы.

Он в одинаковой степени любил и ненавидел эту графиню. Но ему нужен был Гяур, а еще больше — королева Мария Гонзага. Но, по иронии судьбы, путь к сердцам этих людей устилала камнями слов и адом своей циничной иронии только эта женщина — Диана де Ляфер. Поэтому королевичу не оставалось ничего иного, как пройти этот хотя и тяжкий, порой унизительный, зато самый верный, кратчайший путь.

Иезуитская школа, тренировка духа и воли в монастыре не прошли для него впустую. Теперь Ян-Казимир умел владеть собой значительно лучше, чем когда-то владел шпагой. А главное, как святую мудрость, усвоил твердое, жестокое правило: «Идея — выше личных амбиций, цель — выше любви и неприязни». А всякая ненависть воспринималась им лишь как источник абсолютного презрения ко всему бренному, что вставало на его пути.

28

— Вы неуловимы, князь. Единственное, что повсюду сопровождает меня, так это легенды о вас, о ваших подвигах на море и суше. Где бы я ни появилась в надежде встретить вас, везде, вместо встречи, вынуждена довольствоваться очередной легендой.

… Да, это опять графиня де Ляфер! Слушая ее милый бред, Гяур от волнения полузакрыл глаза. Все, что говорит эта прекрасная женщина, следовало слушать только так: полузакрыв глаза и ничему не придавая значения. Разве не так, умиленно наслаждаясь, слушают лепет ребенка?

— Так что вас влекло сюда, Диана: желание увидеть меня или стремление познать очередную легенду?

— То и другое, князь, то и другое. Но сами-то вы изменяетесь мало, поскольку вообще не способны изменяться, а все, что мне надлежало познать в вас, увы, давно мною познано.

— Какая милая словесная пощечина! — почти восторженно проговорил полковник и вновь закрыл глаза.

— Это пока еще не пощечина, это все еще поцелуй, — в ритмическом покачивании головой, которым, все ниже склоняясь над Гяуром, завораживала его графиня, нетрудно было уловить повадку змеиной пляски за мгновение перед броском.

— И какой же легендой вы обогащены на сей раз?

— Ничего нового. Очередная вариация на тему «о бесстрашном и преданном…». Но вот что странно. С каждым днем легенды о князе Гяуре становятся все более невероятными, и теперь уже настолько неправдоподобными, что поневоле начинаешь верить им.

Гяур нежно провел пальцами по щеке Дианы, мягко коснулся ресниц, на которых, как ему показалось, вот-вот должна была взблеснуть слеза; прикосновение их губ получилось шаловливо-легким и таинственным, будто первый детский поцелуй, сотворенный втайне от старших — в стыде, страхе и застенчивой нежности.

— Мой непостижимо храбрый князь, — медленно повела головой Диана. — Если бы вы знали, сколько всего я натерпелась, пока вы скитались вдоль побережья Фландрии, постоянно находясь между морской бездной и бездушной пиратской реей.

— Ваше появление в Денновере было сущим безумием, графиня, — признал Гяур. Он хотел добавить: «А для этого городка еще и бедствием», однако вовремя остановился.

Руки его коснулись предплечья женщины и воздушно поплыли по абрису талии, грубовато ощупывая, восстанавливая в своей незримой памяти воспоминание о тех ласках, которые рождались во время таких вот встреч и прикосновений. Руки узнавали ее тело, и от этого оно казалось Гяуру удивительно родным и нежным. Само присутствие Дианы порождало осознание того, что ты, наконец, вернулся туда, где тебе все еще рады, к той, единственной, которая действительно ждала тебя.

— Безумием было бы с моей стороны не появиться там, где я могла если не вырвать вас из плена, то, по крайней мере, отсрочить на сутки-вторые вашу казнь.

— Так, значит, речь шла о казни? И вам удалось убедить генерала д’Арбеля, что он.

— Почти удалось… убедить, — в одинаковой степени холодно и загадочно улыбнулась графиня.

— Мне говорили, что генерал — до сатанизма упрямый человек и что он затребовал огромную сумму выкупа за меня, не говоря уже о том, что…