Феодора - Пол Уэллмен
Айос мрачно кивнул.
— Но разве это не унизительно для столь великого мужа — обращать внимание на столь ничтожное существо, как я?
— Собака обязательно отыщет и прихватит на зуб крошечную блоху, укусившую ее, — отвечал Айос. — Даже если эта собака из императорской псарни.
Феодора обдумывала услышанное.
— А что станет делать дальше эта собака?
— Пустит в ход закон. Закон о добродетельном поведении.
У Феодоры остановилось дыхание.
— Против меня одной?
— Да, именно. Даже городской префект не решится потревожить такое гнездо шершней, как улица Женщин.
Несправедливость всего этого была вопиющей, опасность — смертельной.
С глубокой древности, еще до первых цезарей, нормы, регулирующие поведение и одежду куртизанок, включались в своды законов. Так, римский сенат запрещал блудницам носить такие достойные одежды, как стола[41], головная повязка и любые цвета, кроме всех оттенков желтого. Были и другие запреты и ограничения, и одно из наиболее существенных состояло в том, что куртизанки, чтобы заниматься своим ремеслом открыто, обязаны были зарегистрироваться в магистрате.
Однако эти законы так давно не соблюдались, что считались как бы умершими. Куртизанки в Константинополе, если хотели, одевались так же, как самые достопочтенные матроны, и никто их за это не призывал к ответу. Обычно они все же предпочитали одеяния Сирии или Вавилона, которые, хотя и были самых разнообразных оттенков, в одном походили одно на другое — были сшиты из таких легких и прозрачных тканей, что, казалось, существуют только для того, чтобы подчеркивать прелести. Это предпочтение было совершенно добровольным, и законы тут были совсем ни при чем, поскольку женщины с прекрасным телом всегда стремятся продемонстрировать его из инстинктивного женского тщеславия. Еще более важным это является для куртизанок, поскольку вид обольстительной фигуры, лишь слегка прикрытой дымкой ткани, лишает мужчину благоразумия.
Почти каждый день Феодора, как и тысячи других, нарушала все эти законы, нисколько о том не задумываясь. Она одевалась так, как заблагорассудится, и никогда не утруждала себя регистрацией в книгах магистрата.
Теперь же забытые установления были готовы обратиться против нее одной, и она знала, что, по воле мстительного префекта, кара могла оказаться ужасной — от конфискации имущества вплоть до тюремного заключения и продажи в рабство.
На минуту ее захлестнуло отчаяние. Она знала, как неумолима и беспощадна длань римских законов.
Однако, немного опомнившись, Феодора успокоилась. Действительно, опасность велика, а значит, следует обдумать все как можно лучше. Айосу она сказала:
— Так вот почему твое послание было спешным. Я вновь благодарю тебя. Но это значит, что мне нельзя возвращаться в собственный дом. О, Айос, что же мне теперь делать?
— Здесь ты в безопасности, — напомнил нищий.
— Но я не могу вечно оставаться здесь!
— Я переодену тебя, и ты сможешь идти куда захочешь. Никто тебя не узнает.
— Как последняя педана или нищенка? Нет, уж лучше пусть я умру.
— Именно нищий дал тебе сегодня убежище, Феодора.
— О, Айос! Умоляю, прости меня! Я глупая, неблагодарная девчонка. Занятая собой, я обидела друга!
— Мне не на что обижаться. Юность торопится сказать, не успевая подумать. Твою добрую душу я знаю давно, но ты должна научиться терпению. Так вот, у стены есть соломенный тюфяк. Ложись и попытайся уснуть. Тебе необходимо отдохнуть.
Но ей не спалось. Тревога не давала ей сомкнуть глаз, и во мраке подземной каморки, едва освещаемой болезненным желтым светом масляной плошки, по щекам ее ползли слезы.
Наконец она услышала голос нищего:
— Ты спишь?
— Нет, — она едва удерживалась, чтобы не разрыдаться. — Но я пытаюсь.
— Пожалуй, сейчас это нелегко. Тогда давай поговорим, это немного развлечет тебя.
— Но ведь тебе тоже нужно отдохнуть.
— Не беспокойся обо мне. Нередко я не сплю по многу ночей подряд. А днем на спине моего осла я неплохо отдыхаю. Что мне еще там делать? О, маленькая Феодора, я бы с радостью разделил беду с тобой, если бы у меня были твоя юность и сила.
Она услышала его хриплый вздох. О, эта тайная мольба всех увечных, которую мир так редко желает слышать!
— Мой бедный друг! — вскричала она. — А я-то донимаю тебя своими нелепыми проделками! Ну конечно, давай побеседуем.
— О чем же станем говорить? — спросил Айос.
— За неимением лучшего — о твоей повседневной жизни.
Он задумался.
— О моей жизни? Что же, дитя, жизнь нищего не так уж плоха. Конечно, мы жалки и несчастны, но, по крайней мере, мы свободны, как не свободен и самый знатный в Константинополе, ибо мы никому не нужны. И при всей своей бедности мы находимся в безопасности: мы слишком незначительны, чтобы нас тревожить. Мы сыты. Даже те, кто не просит милостыню, не голодают. Хотя временами мы едим требуху и кишки, которые выбрасывают с боен, иногда мы наслаждаемся изысканнейшими яствами роскошных празднеств, когда попрошайничаем у домов, где их устраивают. Мы многое видим, оставаясь незамеченными, мы слышим все, потому что никто не следит за своими словами в нашем присутствии, как в присутствии уличной дворняжки. А между тем разница между нищим и патрицием лишь в тоге.
— Ты философ, Айос.
— Я нищий. Но смотрю на вещи с их лучшей стороны.
— Ты говоришь, что как протомендикус ты утверждаешь законы?
— У нас много законов, дитя. Немногие знают, что Братство Нищих строго руководствуется неписаными установлениями, которые обязательны для всех его членов.
— Расскажи мне об этих законах. — Феодора всегда живо интересовалась всем новым, что попадало в поле ее зрения.
Айос поразмыслил.
— Я не вижу в этом вреда. Ты держала в руках чашу для подаяния. Я сам учил тебя словам попрошайки. Да, в известном смысле ты одна из нас, а обсуждение законов поможет нам скоротать время.
Феодора приготовилась слушать, и он начал:
— Суть нашего закона — в защите нищих от их собственных слабостей. Каждый член Братства должен нести его в своем сердце. Я назову тебе главные положения, чтобы ты сама могла судить о них.
Тени скрывали мрачную подземную нору. Пламя фитиля трепетало во тьме, и девушка едва различала громадную лысую голову Айоса, его лицо, изборожденное отвратительными шрамами, и ничего более.
Айос торжественно провозгласил:
— Слушай же великий закон Братства Нищих!
Первое. Поскольку разные народы по-разному говорят и по-разному просят подаяние, каждый член Братства обязан знать язык нищих, дабы он мог общаться со всеми членами Братства в любом краю земли. Никто чужой не поймет того, что услышит. Тот же, кто не имеет этого знания, не будет посвящен в члены Братства.
Второе. Все
