Адмирал Хорнблауэр. Последняя встреча - Сесил Скотт Форестер
M. LE CHEF D’ESCADRE LE CAPITAINE SIR HORNBLOWER, VAISSEAU BRITANNIQUE NOONSUCH [13]
Очевидно, царский секретарь, при всех своих возможных талантах, плохо разбирался в английских титулах и правописании. Само письмо тоже было написано по-французски – Хорнблауэр порадовался, что может обойтись без услуг Брауна.
Петергофский дворец,
Придворная контора императорского двора
30 мая 1812 г.
Сударь!
По поручению Его Императорского Величества Императора Всея Руси выражаю радость Его Императорского Величества по поводу вашего прибытия. Его Императорское Величество и Его Королевское Высочество принц Шведский приглашают Вас и Ваших офицеров отобедать сегодня во дворце в четыре часа пополудни. Его Высокопревосходительство министр флота предоставил шлюпку, которая доставит Вас и Ваших спутников на пристань. Податель сего письма будет Вашим провожатым.
Примите уверения в совершеннейшем к Вам почтении,
Кочубей, обер-гофмейстер двора
– Меня приглашают отобедать с царем и Бернадотом, – сказал Хорнблауэр, протягивая Бушу письмо.
Буш оглядел бумагу, склонив голову набок, будто и впрямь понимал по-французски.
– Полагаю, вы идете, сэр?
– Да.
Не очень-то вежливо было бы начинать знакомство с отказа явиться по монаршему приглашению.
Хорнблауэр внезапно огляделся и заметил, что половина корабельных офицеров жадно ловит его слова. Так не годится. Коммодора должен окутывать ореол величавой таинственности. Он совершенно утратил бдительность.
– Вам что, больше нечего делать, кроме как стоять и слушать? – рявкнул он. – Если потребуется, я и старших офицеров могу отправить на салинг!
Приятно было видеть, с каким испугом они заспешили прочь, избегая смотреть в гневные глаза коммодора. Только тут Хорнблауэр заметил в руке у гусара еще письмо. Он взял пакет.
– Это вам, полковник, – сказал он, передавая письмо Уичвуду, затем вновь повернулся к Бушу. – Царь и Бернадот в Петергофе – это место отмечено на карте. Вон там, на ораниенбаумском берегу. Разумеется, в мое отсутствие вы останетесь на корабле старшим.
На открытом лице Буша проступили смешанные чувства. Очевидно, он вспомнил случаи, когда Хорнблауэр оставлял его на корабле вместо себя: в Южной Америке, где отправлялся вести опасную игру с самовластным безумцем, или у французского побережья перед той или иной отчаянной вылазкой.
– Есть, сэр.
– Мне предписано взять с собой офицеров, – сказал Хорнблауэр. – Как по-вашему, кто хотел бы пообедать с царем?
С Бушем, равным ему по действительному званию, коммодор мог и пошутить – особенно после того, как поставил на место других офицеров.
– Наверное, сэр, вам понадобится Браун?
– Да, наверное.
Обед у царя – большое событие для молодого офицера, о таком он сможет рассказывать до конца дней. Это способ поощрить за отличную службу. Быть может, некий будущий адмирал получит сегодня бесценный опыт.
– Я возьму Херста. – (Первый лейтенант не похож на будущего адмирала, но дисциплина требует, чтобы Хорнблауэр включил его.) – И юного Маунда, если вы просигналите, чтобы он прибыл на корабль. И одного мичмана. Кого вы посоветуете?
– Сомерс – самый толковый, сэр.
– Это который толстый? Очень хорошо, возьму его. Вы тоже приглашены, полковник?
– Да, сэр, – отвечал Уичвуд.
– Там надо быть к четырем. Сколько займет дорога?
Он взглянул на гусара, который не понял вопроса, и поискал глазами Брауна. Тот ушел с палубы. Возмутительно! Когда Хорнблауэр разгонял зевак, он, разумеется, не имел в виду переводчика. Очень в духе Брауна с его нарочитым смирением сделать вид, будто он понял коммодора буквально. Хорнблауэр сердито распорядился позвать его, однако с появлением Брауна легче не стало. Гусар в ответ на переведенный вопрос завел глаза к небу, пожал плечами и наконец изрек (Браун переводил), что дорога может занять два часа, а может – четыре. И впрямь, откуда сухопутному офицеру знать, сколько времени займет поездка в шлюпке.
– Черт, на обед к царю опаздывать нельзя, – сказал Хорнблауэр. – Отбываем через полчаса.
Точно в назначенное время он подошел к борту и увидел, что остальные уже ждут. Пухлые щеки Сомерса побагровели от туго затянутого галстука, по Херсту и Маунду было видно, как неловко им в парадных мундирах.
В соответствии с освященной временем традицией Сомерс, как самый младший, первым спустился в шлюпку. Браун шел вторым. Когда он поднял руку, чтобы схватиться за борт, тугой рукав потянул сюртук, а с ним и жилет. Что-то блеснуло за поясом, что-то черное. Это должна быть рукоять пистолета, засунутого под пояс панталон, там, где выпуклость будет наименее заметна. Браун, разумеется, был при шпаге; Хорнблауэр задумался, для чего ему еще и пистолет. Однако Маунд и Херст уже спускались, за ними – Уичвуд в алом мундире и меховом кивере. Следующим полагалось
