Розмэри Сатклиф - Песнь меча
Бьярни улегся рядом с одним из костров, набил рот кровяной колбасой, которую выиграл в рукопашном поединке и стал вспоминать свадебный пир на Барре несколько лет назад и чем это для него кончилось. На этот раз Хунин в безопасности… В безопасности? Он резко сел; в безопасности от чего? Но тут же успокоился; Хунину ничего не грозит. С тех пор многое изменилось. Не о чем беспокоиться. Он посмеялся над собой, запихнул в рот последний кусок кровяной колбасы, и тревога утихла. Но не исчезла совсем.
День клонился к вечеру, солнечный и безоблачный день — большая редкость в этих краях. Внутри недавно выстроенного зала Торштен сидел с Дангадром, а между ними — леди Гроа. Она уже спрятала свой свадебный наряд для младших сестер, чтобы те надели его, когда придет время. Она попрощалась с ними, и с бабушкой, и с Мергуд, которая нянчила ее с детства, и они все удалились в женские покои. Теперь она была единственной женщиной среди собравшихся и ждала, как и все, следующего обряда.
Свадебный эль еще ходил по рукам, и воины в свое удовольствие развалились у костров, поднимая кружки за все на свете, откусывали последние, сладкие кусочки мяса с костей и бросали остатки псам, загадывали длинные, сложные загадки, а гусляр Торштена бродил между ними, рассказывая бесконечную легенду о Волшебном кузнеце каждому, кто хотел послушать.
Не успело солнце скрыться за краем пустошей, оставив яркие отблески на северо-западной стороне неба, как кто-то крикнул, указывая вверх, и, обернувшись, все увидели бледный осколок новой луны, плывущий в огненных лучах заката.
Мгновенно возникла суета — пикты, разбредшиеся кто куда, пока шел пир, уже бежали мимо гостей, на ходу вскакивая на лохматых лошадок, которые ждали их в глубине зала. Среди них мчался конь вождя, и в ту же секунду Дангадр со смехом поднялся на ноги. Он подхватил Гроа, взметнул ее на нетерпеливое животное, вскочил на него сам и понесся к воротам в торфяной стене лагеря, в окружении своих воинов, которые смехом и дикими криками приветствовали новую луну. Все знали, что так и будет, но произошло это неожиданно, словно во сне.
Мимо Бьярни, из-под изгиба сильной руки ее нового господина, промелькнуло лицо Гроа с опущенными глазами, бледное и испуганное. Бьярни бросился вместе с другими членами команды «Фионулы» к ожидавшим их коням. По традиции братья невесты должны пуститься в погоню, но у Гроа не было братьев и эту обязанность взяли на себя самые молодые воины, которые привели ее на пир. Помня бледное, испуганное лицо, Бьярни отвязал ближайшего коня, взлетел на него и устремился к воротам с таким пылом, словно на самом деле был ее братом, а ритуал — настоящим похищением.
Пикты уже добрались до пустоши, пока Бьярни и его товарищи миновали ворота лагеря, крича, как дикие гуси, и направили коней вслед за всадниками, видневшимися на северо-западе. Они скакали что есть мочи и вскоре догнали «похитителей». Согласно обычаям пиктов теперь они должны были драться за невесту.
Оба вождя велели обойтись без кровопролития — ведь даже мнимый бой между недавними врагами мог вновь ожесточить их сердца. И когда первый викинг догнал одного из разукрашенных воинов, и тот развернул навстречу ему коня, между ними завязался не слишком яростный бой: сначала посыпались беспорядочные удары, потом наездники, смеясь, пробовали сбросить друг друга наземь, скача по вересковой пустоши и белым завиткам болотной травы навстречу полумесяцу.
Это был славный бой, от души; лишь немногие остались невредимы. Бьярни мог похвастаться разбитым в кровь кулаком и синяком под глазом, когда они въехали на холм к крепости Дангадра — она возвышалась на отвесном песчаном утесе, высоко над проливом Пентленд-Ферт. Ворота в неприступном торфяном валу сверкали пламенем факелов, которые гостеприимно освещали путь и приглашали внутрь, как думал Бьярни, но, оказалось, в крепость въезжать рано. Должно было произойти еще кое-что. Факелоносцы спустились с крепостного вала им навстречу, неся накидки для жениха и невесты и корону с вызолоченными орлиными перьями для Дангадра.
Всадники спешились, и пикты взяли лошадей под узды.
— Что теперь? — крикнул Бьярни человеку, который принял его коня.
Тот покачал головой.
— Не бойтесь, — сказал он, — не бойтесь.
Видимо, это были единственные норвежские слова, которые он выучил к сегодняшнему вечеру. Они вошли в узкую расщелину, заросшую дроком, которая спускалась с самой вершины утеса; сначала шли факелоносцы, затем Дангадр, ведя за собой Гроа, и остальные гости свадебного пира, пикты и северяне. Бьярни оказался рядом с капитаном «Фионулы» и спросил:
— Куда они ведут ее? Что происходит?
Тот пожал плечами.
— Не знаю. Наверное, они проведут брачную ночь в каком-то особом месте.
Ущелье выходило на самую вершину утеса и превращалось в тропинку, петлявшую с другой стороны вниз, по крутому склону, до серой галечной отмели выше линии прилива. И там, на расстоянии всего в несколько ладей, возвышался один из трех утесов устья Пентленд-Ферт, и холмы острова Хой на севере.
Утес круто поднимался из моря, усеянный птичьими гнездами с самого подножья, где бил прибой, и до зарослей ковыля на вершине. Здесь же, в глубине острова, тропинка, похожая на ту, по которой они только что шли, блуждала в свете факелов, заранее расставленных по всему пути, между выступами и крутыми травянистыми склонами. А легкая, как лепесток, рыбацкая лодка ожидала у воды, покачиваясь на гальке.
Все было так странно, что потом Бьярни вспоминал этот день, как сон. Желтые пятна дрока на темном ковре кустов, горячий, смолянистый запах факелов вперемешку с холодными парами морского тумана — где-то высоко над ними забили барабаны, когда Дангадр усадил леди Гроа в лодку, и гребцы взялись за весла.
Всю короткую летнюю ночь на вершине холма били в кожаные барабаны, вплетая в их пульсирующий ритм нежные напевы свирели, и гости брачного пира удобно расположились на каменистом склоне, следя за тем, чтобы никто не приблизился к гребню утеса под сиянием новой луны. На рассвете лодка вернулась, выплыв из колец тумана, который начал подниматься с моря. Вождь высадил свою жену на берег, и они двинулись в обратный путь по тропинке. Тогда барабанный бой прекратился, и утро показалось удивительно бледным и опустошенным.
На этот раз в воротах их встречала целая толпа жителей, в основном женщин. И в усадьбе Дангадра в тот день устроили пир, как вчера у Рыжего Торштена, — все ради укрепления союза между двумя народами. А Бьярни уже начал подумывать, что довольно пировать и веселиться, и пора возвращаться в лагерь.
