Розмэри Сатклиф - Песнь меча
Бьярни вновь принялся почесывать уши Хунина, натягивая их, как пару печаток, но на этот раз нежнее. Он уловил боль в голосе Эрпа, но сказать ему было нечего.
Эрп дохнул на бронзовую пряжку уздечки и протер ее тряпкой.
— Думай о том, что, возможно, тебе придется отбивать нападение, пока повелитель Малла воюет в других землях.
Лето шло, и люди, оставшиеся на острове в тревоге и страхе, охотились, проигрывали друг другу все свое добро до последней рубашки, затевали драки, — все равно заняться больше было нечем. Опасались, что жители рыбацких деревень взбунтуются, но ничего не произошло. Однажды появились пираты, но береговая стража вовремя подала сигнал, и скот успели увести вглубь острова, прежде чем пираты высадились на берег. Так что им ничем и не удалось поживиться на этих землях, и, потеряв в бою нескольких человек, они покинули остров, и к концу лета все соломенные крыши поселения оставались в целости и сохранности.
Когда же собрали поздний на севере урожай, «Дикий конь» вошел в гавань с долгожданными новостями. Хаки, капитан корабля, отправился в женские покои, чтобы переговорить с леди Од, и, прежде чем сели ужинать, его известие, словно пламя костра, облетело все поселения.
Торштен и ярл Сигурд приплыли в Кейтнесс одновременно, один — через Грейт-Глен, другой — по проливу Пентленд-Ферт и затем на юг. В Кейтнессе была битва, как и предполагалось, несмотря на прошлогодний совет северян и пиктов на Оркни. Но теперь там воцарился мир, и Торштен остался, чтобы удержать завоеванную землю, а ярл Сигурд направился на юг, чтобы оттеснить пиктов, которые преследовали их по пятам. К тому же посланник передал леди Од повеление Рыжего Торштена — привезти Гроа, его дочь, которую он намерен выдать замуж за Дангадра из Данкансби[73], одного из северных пиктских вождей Кейтнесса, — этот союз поможет сохранить мир и даст северянам время и место, чтобы отстроить свои поселения.
О чем говорили Од и ее внучка, никто, кроме ближайших домочадцев, не знал. Те, кто видел ее потом, говорили, что Гроа была вся заплаканная. Но когда три дня спустя «Дикого коня» и «Фионулу» спустили на воду — Од, которую недаром прозвали Мудрой, готовилась все лето и теперь не было причин откладывать плавание, — она поднялась вслед за бабушкой на борт с гордо поднятой головой и с таким видом, словно знала, что ей пятнадцать и она готова к замужеству, что она внучка конунга и должна исполнить свой долг.
Бьярни, наблюдая за ней, вспомнил, каким ребенком она была три года назад и мечтала плыть и плыть без конца на запад и найти новый мир или остров Святого Брендана, где на деревьях живут белые птицы, поющие, как вечерняя звезда.
Младшие сестры Гроа, с распахнутыми от любопытства глазами, тоже плыли с ними: было слишком опасно оставлять их дома, в поселении, которое в ближайшие месяцы почти некому будет охранять.
— А плыть в неизвестные земли пиктов для них не опасно? — спросила Мергуд госпожу, тревожась о детях, которых воспитывала с самого их рождения.
— По крайней мере, что бы ни случилось, они будут при мне. Да и ты рядом, — успокоила ее леди Од и затем весело добавила, заметив, что малышки слушают: — Кто знает, может, мы найдем там храбрых женихов, хотя они пока еще слишком маленькие.
Все вещи, включая свадебные наряды, были уложены в сундуки и плетеные корзины, и заняли все небольшое пространство под навесом и кормой «Фионулы», а Эрп, которому госпожа разрешила плыть, как домашнему слуге, сидел у входа, охраняя груз, как сторожевой пес.
Когда полосатый парус взметнулся ввысь, Бьярни, вцепившись в канат, ощутил, после целого лета на берегу, вкус соли и холодной воды на губах, почувствовал, как «Фионула» накренилась под порывами ветра и воспрял духом.
Они не поплыли к Грейт-Глен, как другие корабли, потому что оказались бы слишком далеко на юге от того места, где разместился Торштен — им пришлось бы пробираться через неспокойные земли пиктов, где, возможно, еще лилась кровь.
Вместо этого они направились на север, как можно дольше оставаясь в спокойных водах ради женщин, петляя между ущельями острова Скай[74] и материком, прежде чем выйти в открытое море, когда от края земли их отделяла лишь призрачная голубая дымка Гебридских островов.
По крайней мере, с женщинами на борту и зеленым венком на верхушке мачты в знак того, что невесту везут в ее новый дом, ни они, ни «Дикий конь», следовавший за ними, не опасались нападения викингов, если, конечно, они не встретятся с такими же, как Вигибьюрд и Веснор.
Но их плавание нельзя было назвать безмятежным: у Вест-Коста море бурлило, как всегда, и погода ухудшилась, когда они пробирались на север к великому мысу Рат[75] — поворотному мысу, как его называли, — где берега устремлялись на север. И хотя «Фионула» была крепким маленьким судном, ее строили для плавания во внутренних водах, и теперь ее мотало из стороны в сторону в бурных западных волнах, и большинство пассажиров оказалось в печальном состоянии.
«Лучше бы они гребли вместе с нами или натягивали паруса, — думал Бьярни. — У них не осталось бы времени на морскую болезнь».
И вот на пятый день отплытия с Малла они заметили три известняковых утеса — устье Пентленд-Ферт, и вскоре капитан ввел корабли в быстрое течение широкого пролива. Он был окружен скалами, такими же высокими, как и утесы, где тоже было шумно от криков чаек. Корабли стали подниматься вверх по устью реки, берущей начало на бескрайних болотистых пустошах и петляющей между выступами скал и рифовыми отмелями. По обе стороны тянулась широкая, туманная земля, полная криков прибрежных птиц, — земля извилистых рек, гладких, словно зеркало, заводей, ковыля, а за линией облаков — далекого леса, похожего на другой берег. Бьярни показалось, что над этой землей, как и над морем, слишком много неба, чтобы чувствовать себя здесь в безопасности.
Глава 13. Свадьба в Кейтнессе
Лагерь Торштена раскинулся в глубине острова и ничем не отличался от привычных укрепленных зимовок викингов, расположенных на возвышенности. Это был не морской утес, а невысокий выступ холма, окруженный с трех сторон петляющей рекой, а с четвертой, где он выдавался вперед, — рвом и наспех сооруженной торфяной стеной. Внутри растерянно жались друг к дружке хижины с плетеными стенами, все еще покрытые корабельными навесами вместо крыш. Сами корабли лежали на болотистых берегах, словно отдыхающие морские чудовища, и над ними носился голубой дым очагов.
Дозорные заметили «Фионулу» и «Дикого коня» в устье реки, и весь оставшийся путь сопровождали их вдоль берега верхом на лохматых лошадках[76], а вестники поскакали вперед, чтобы сообщить об их прибытии вождю. И когда они подплыли к пристани, Торштен, с огромным ястребом, вытянувшимся, как стрела, на его руке, и свитой верных воинов, встретил их на берегу.