Бернард Корнуэлл - Триумф стрелка Шарпа
– Вы были правы, полковник. Сопротивление ничего бы не дало. – Разговор капитан завел с единственной целью отвлечься от страхов за Симону.
Додд принял похвалу равнодушным кивком.
– Мне жаль мадам Жубер, – сухо ответил он.
– Уверен, британцы позаботятся о ней. – Капитан еще надеялся, что жену спасет какой-нибудь благородный офицер.
– Солдату лучше без женщины, – сказал Додд и, обернувшись, посмотрел на арьергард. – Рота Сикаля отстает. Подгоните их, капитан!
Избавившись от француза, он пришпорил коня и поскакал к голове колонны, где солдаты шли с заряженными мушкетами и примкнутыми штыками.
Полк вышел из Ахмаднагара, но опасность пока не миновала. Британская кавалерия все еще могла атаковать с флангов, но большой угрозы она не представляла. Кавалеристов больше интересовали беженцы, выбравшиеся из города небольшими, разрозненными группами и представлявшие собой легкую добычу. Додд не собирался защищать безоружных людей, но, когда британцы приближались к колонне, останавливал роту и разворачивал ее навстречу противнику. Предупреждение срабатывало, и всадники отступали. До сих пор ни один из британцев не подъехал к колонне на расстояние пистолетного выстрела. Лишь однажды, когда полк отошел от города примерно на две мили, эскадрон британских драгун попытался преградить ему путь, но Додд распорядился выпрячь две пушки, и двух выпущенных в направлении врага ядер оказалось вполне достаточно, чтобы убедить эскадрон изменить угол атаки. Для пущей убедительности майор приказал первой роте дать ружейный залп, и, хотя расстояние было слишком велико, им удалось выбить из седла одного драгуна.
Провожая взглядом побитого неприятеля, Додд испытал чувство гордости за свой новый полк. Он впервые видел его в деле, и пусть эскадрон легкой кавалерии трудно назвать достойным противником, спокойствие, выдержка и деловитость солдат заслуживали самой высокой оценки. Никто не торопился, никто не совершал лишних движений, не выказывал признаков паники. Их не смутило неожиданное падение города, и даже приказ открыть огонь по беженцам не вызвал недовольства. Не тратя понапрасну сил, они защищались, как защищается кобра. Кобра! Отличная мысль. Так он и назовет свой полк. Кобры Додда. Звучит достойно. Ему понравилось. Это имя воодушевит его солдат и вселит страх в неприятеля.
Вскоре преследователи отстали. Около четырехсот мужчин, в большинстве своем арабов, примкнули к полку, и Додд принял их, понимая, что чем больше людей приведет с собой после постигшей город беды, тем прочнее его репутация. После полудня полк вышел на вершину холма, с которого открывался вид на широкую равнину Декан, за которой, окутанная легкой дымкой, катила свои мутные воды река Годавари. Дорога позади была пуста, но Додд понимал, что будет в безопасности, только когда переправится на другой берег. Здесь на возвышенности майор дал своим солдатам передышку. Среди бежавших из города арабов были всадники, и он выслал нескольких человек на поиски деревни, где можно было бы раздобыть продовольствие. У реки придется задержаться и подумать, как пересечь Годавари, но через два или три дня он достигнет лагеря Полмана. И пусть Ахмаднагар рухнул, как гнилое дерево, он, Додд, вывел полк без потерь, если не считать небольшого отряда лейтенанта Сильера.
Майор сожалел о той дюжине солдат, что остались с французом и наверняка погибли, но не о самом Сильере. Досадно лишь, что Симоне Жубер не удалось выбраться из города. Додд ощущал ее неприязнь, и ему доставило бы особое удовольствие наставить рога ее жалкому мужу, но, похоже, об этом придется забыть. По крайней мере, на время. Впрочем, сейчас важнее другое: он спас полк, он сохранил артиллерию, и будущее сулило много приятных и прибыльных предприятий, в которых ему пригодится и первое, и второе.
Так что Уильям Додд чувствовал себя вполне счастливым человеком.
* * *Симона привела Шарпа в крохотную квартиру из трех комнатушек на верхнем этаже дома, принадлежащего, если судить по стойкому запаху, дубильщику или живодеру. В первой комнате имелись стол и четыре разнокалиберных стула, два из которых не пережили нашествия мародеров; во второй помещалась огромная глубокая ванна; в третьей не осталось ничего, кроме изрезанного соломенного матраса.
– А я думал, что офицеры поступают на службу в армию Скиндии ради денег, – заметил Шарп, удивленный нищенской обстановкой жилища.
Симона бессильно опустилась на один из уцелевших стульев.
– Пьер не наемник, – вытирая выступившие на глаза слезы, объяснила она. – Он советник, и жалованье ему платит Франция, а не Скиндия. К тому же все заработанные деньги Пьер откладывает.
– Да уж точно не тратит, – сказал Шарп, оглядывая тесное помещение. – А где слуги?
– Внизу. Они работают на домовладельца.
Сержант спустился в конюшню, куда они отвели лошадь, и вернулся с метлой и ведром воды. Войдя в комнату, он увидел, что Симона сидит на том же стуле, закрыв лицо руками. Решив не тревожить ее, Шарп взялся за работу сам. Мародеры, обшарившие квартиру в поисках добычи, использовали ванну в качестве уборной, поэтому он начал с того, что подтащил ее к окну, распахнул ставни и вывалил содержимое на улицу. Потом вымыл ванну водой и вытер грязным полотенцем.
– Хозяин очень дорожит этой ванной, – сообщила Симона, – и заставляет платить за нее дополнительно.
– Никогда в такой не мылся. – Шарп похлопал по оцинкованному корыту. Должно быть, ванну привезли в Индию из Европы – снаружи ее украшали нарисованные краской кораблики с прямыми парусами. – Как вы ее наполняете?
– Этим занимаются слуги. Времени уходит много, так что вода всегда успевает остыть.
– Могу приготовить, если хотите.
Симона пожала плечами.
– Сначала надо поесть.
– А кто готовит? Тоже слуги?
– Да, но продукты нам приходится покупать самим. – Она потянулась к кошельку.
– Насчет денег не беспокойтесь. Вы умеете шить?
– Умею, только теперь нечем. Все пропало, даже иголки.
– У меня есть. – Шарп смел в кучку разбросанную по полу солому, затолкал ее в изрезанный матрас и, достав из ранца набор принадлежностей для починки обмундирования, попросил Симону заштопать дыры. – А я пока поищу чего-нибудь съестного.
Прихватив ранец, он вышел из комнаты и спустился на улицу. Город притих, как будто замер, люди затаились в домах, прячась от завоевателей, но Шарпу все же удалось выменять пригоршню патронов на хлеб, чечевичную муку и несколько манго. Дважды его останавливали патрули, но сержантские нашивки и имя полковника Маккандлесса убедили офицеров, что перед ними не мародер. Во дворе, где они укрывались с Симоной, сержант нашел мертвого араба и стащил с него сапоги. Сапоги были высокие, из красной кожи, со стальными шпорами и Шарпу пришлись по ноге. Подобрав по пути охапку оброненных, очевидно, грабителями шелковых сари, он поспешил вернуться.
