Георг Борн - Анна Австрийская, или Три мушкетера королевы. Том 1
В зале поменьше стояли столы с закусками, винами и прохладительными напитками, налево, в пунцовом зале, который можно было совершенно изолировать от остальных комнат, были устроены всевозможные развлечения. За мраморными столиками можно было сыграть в шахматы, в центре располагался небольшой бильярд.
Это был первый бильярд, нарочно к этому дню за огромные деньги выписанный Марией Медичи из Италии. Ей хотелось ввести бильярдную игру у себя при дворе.
В пунцовом зале, из которого был выход на боковую лестницу Луврского дворца, за час до бала прохаживался маршал Кончини, разговаривая вполголоса с человеком, стоявшим у дверей во внутренние коридоры. Этот человек был одет, как обыкновенно одеваются управляющие в знатных домах: темный кафтан, такие же панталоны, черный бархатный полуплащ, плотно обтягивающие чулки и башмаки с пряжками. По краям плаща были вышиты гербы маршала Кончини.
У него было худое гладко выбритое лицо, короткие черные волосы, большой рот и острый нос. Лукавое выражение и язвительный взгляд косоватых глаз показывали, что этот человек — раб своих страстей и склонностей.
Маркиз д'Анкр был его господином, но и на него хитро косился управляющий, когда тот поворачивался к нему спиной. Видно было, что этот человек только до тех пор повинуется и верно служит, пока это ему выгодно, но продаст своего господина, как и всякого другого, как только тот потеряет свое могущество и не в состоянии будет платить ему.
Когда Кончини поворачивался к нему лицом, он сейчас же делал преданную мину.
— Нам непременно надо разыскать патера, — сказал вполголоса маршал, — он должен быть у нас в руках, от этого все зависит, Антонио! Я удивляюсь, как это тебе, при твоей ловкости, не удалось до сих пор найти его.
— У нас слишком сильные враги и их слишком много, господин маршал, — тихо ответил Антонио. — Ни одного принца Конде надо бояться и устранить…
— Знаю, что ты хочешь сказать, этот беарнский виконт отправится в Бастилию вместе с принцем.
— И этого мало. С арестом виконта могут возникнуть новые опасности, пока его друзья на свободе.
— Мне кажется, ты преувеличиваешь… но кто же эти друзья?
— Мушкетер Милон Арасский, замечательный своим ростом и силой, маркиз и Каноник… и барону Витри, который иногда дежурит в Лувре, я не доверяю.
— Как, и он с ними приятель?
— Нет, но он предан графу де Люинь, а граф в последнее время часто бывает с принцем Конде, — ответил Антонио.
— Ты хочешь сообщить мне результаты твоих наблюдений? Говори. Я знаю, ты не сидел сложа руки.
— Нет сомнения, что принц Генрих Конде прячет патера где-то на улице Сен-Дени. На этой же самой улице живет и маркиз, и я поручил двум нищим следить за ним.
— Что же они тебе сказали?
— Что патера еще ни разу, не видели на улице, но что виконт д'Альби несколько раз приходил туда по вечерам, — тихо ответил Антонио.
— Он ходил к маркизу, — сказал Кончини, успокоенный тем, что патер еще не был у короля.
— Виконта, наверное, посылал туда принц.
— За ним не следили?
— Пока еще темные вечера не позволили нищим разглядеть хорошенько.
— Отчего же ты не велел обыскать все дома на улице Сен-Дени, чтобы найти патера?
Антонио на минуту изменился в лице, на губах его незаметно скользнула надменная улыбка.
— Я сделал это, господин маркиз, но безуспешно. Остается еще одно, последнее средство найти старого мошенника.
— Ну, говори, какое? — сказал Кончини, останавливаясь перед своим доверенным.
— Надо силой в Бастилии заставить принца открыть тайну.
— Как… ты думаешь…
— Пытать! — едва слышно прошептал Антонио. Кончини помолчал с минуту, не двигаясь с места.
— Ее величество не откажет в подписи, — прибавил зорко следивший за ним негодяй.
Кончини опять заходил по залу.
— Во всяком случае, лучше пытать виконта, — заметил он, — ему известно, где спрятан патер.
— Он и на пытке ничего не выдаст, господин маркиз. Я знаю этих мушкетеров. Он умрет, а ничего не скажет, и тогда…
— Ну… что тогда? — скороговоркой спросил Кончини.
— Нам придется сражаться с остальными мушкетерами!
— Ты, кажется, боишься их? Первый раз слышу это от тебя, Антонио.
— Осторожность и обдуманность действий всегда полезны, и делают сильного сильнее, господин маркиз! Я не боюсь мушкетеров, но знаю их решительность. Они ничего не испугаются, и до тех пор не успокоятся, пока не отомстят за товарища.
— Так надо и его друзей лишить возможности вредить!
— Это бросится в глаза всему полку и может вызвать ропот в войсках.
— Да, ты, пожалуй, прав, Антонио. Но на швейцарцев, во всяком случае, я могу положиться.
Предусмотрительный Антонио слегка пожал плечами.
— Швейцарцы… — с сомнением пробормотал он.
— Как ты странно это говоришь. Ты, кажется, всегда был высокого мнения о швейцарских гвардейцах? Разве случай с мушкетерами переменил твое мнение, Антонио?
— Мне кажется, господин маршал, что наемники не особенно храбрые солдаты, и лучше было бы держаться мушкетеров, которые сами себя содержат и стремятся только к почестям и славе.
— Ты передавал капитану де Бонплану, что я хочу говорить с ним? — поспешно спросил Кончини.
— Как вы приказывали, господин маркиз!
— Так проси капитана сюда, в красный зал, а сам покарауль в коридоре, чтобы никто не помешал нам. Когда капитан выйдет и ты уходи. Распорядись, чтобы около двенадцати ночи у бокового подъезда стояла карета для государственных преступников. Смотри хорошенько за всем сам. — Антонио поклонился и вышел.
«Странно, — пробормотал Кончини, оставшись один, — мне кажется, как будто этот Антонио уже Не тот, что прежде. Говорят, некоторые птицы чуют, когда беда грозит дому, у которого они вьют гнезда, и тотчас же улетают прочь. Неужели и у Антонио есть такое предчувствие…»
В эту минуту дверь отворилась и вошел капитан Бонплан, уже немолодой мушкетер с воинственной осанкой. Он поклонился маршалу.
— А, любезный Бонплан, — приветливо встретил его маршал. — Я хочу дать вам одно поручение, секретное поручение от имени правительства…
— Приказывайте, маршал, — ответил капитан.
— Скажите, любезный Бонплан, у вас в полку есть мушкетеры, о которых я очень много слышал. Я не помню их фамилий, но одного из них зовут Милон Арасский.
— Совершенно верно, маршал, — улыбнулся капитан, — его настоящее имя — Генрих де Сент-Аманд.
— Потом другой, которого обыкновенно зовут маркизом, и третий, прозванный Каноником…
— Маркиз Эжен де Монфор и Джузеппе Луиджи, граф Фернезе, — дополнил Бонплан.
