Прыжок леопарда - Виктор Васильевич Бушмин
– И это все?.. – усмехнулся Тибо. – А, случаем, Эно или Саксония короне не надобны?..
– Не надо ёрничать! – Сугерий напрягся, на его скулах выступили желваки. – Не надо! Вы тотчас прекратите поединки и прикажете своим псам отстать от молодого де Леви.
– А-а-а! – Засмеялся Тибо. – С этого, аббат, и стоило начинать наш разговор. За «малыша» испугались?
– Пока, ваша светлость, мы всерьез опасаемся за ваше здоровье. Следующий поединщик, коли, меня память не подводит, вы?..
– Ну, и что?!
– А то, ваша светлость, что вам, к моему глубокому сожалению, уважению и сочувствию, надо еще пережить его…
– В конце концов, у меня еще есть рыцари, кто наверняка свернет шею этому выскочке! – Запальчиво ответил Тибо.
– Ну, – улыбнулся Сугерий, – до этого надо умудриться дожить…
Тибо понял, что дальнейшие словесные перепалки ни к чему не приведут, но фраза о короне, оброненная Сугерием в самом начале разговора, запала в душу. Граф внутренне напрягся и пристально посмотрел на собеседника, пытаясь понять, насколько серьезен и принципиален их диалог. Аббат был невозмутим, его худое каменное лицо, изборожденное глубокими складками морщин, не выражало ничего кроме решимости и настойчивого желания добиться желаемого результата.
«В конце концов, – решил Тибо, – чем черт не шутит. Я, пожалуй, соглашусь, тем боле, что, судя по всему, этот пройдоха Сугерий действительно настроен серьезно и шутить вовсе не намерен. К тому же меня не радует то, что я могу выпасть из седла по вине этого юнца, которому, как я уже понял, благоволит сам Людовик…». Он поднял голову, посмотрел на голубое зимнее небо, на котором ослепительно-белыми овечками проплывали редкие облака, прищурился от яркого солнца, пытавшегося согреть прохладный воздух, кивнул головой и ответил:
– Ладно. Мы согласны побеседовать с его величеством по всем вопросам, кои вы, монсеньор аббат Сен-Дени, изволили донести до нас. – Тибо говорил нарочито высокопарным слогом, пытаясь разглядеть эмоции на лице аббата. Но лицо Сугерия оставалось все таким же каменным и невозмутимым. – Вопросы дружбы и мира нас, как верных вассалов, всегда радуют. Что же касается прекращения поединка, то нам, как благородному шевалье…
– Можете не беспокоиться, граф, – Сугерий перебил Тибо де Блуа, – я осведомлен о вашей щепетильности во всем, что касается чести и рыцарской этики. Мы возьмем на себя все вопросы и сделаем так, что мессир де Леви сам откажется от поединка, сославшись на какую-нибудь травму или, к примеру…
– Вот этого делать не надо! – Граф возмутился, подумав, что Сугерий сможет своим невольным и настойчивым желанием добиться мира обидеть или, не дай Бог, унизить молодого Филиппа де Леви. – Молодой де Леви, как ни крути, храбрый и отважный воин. Он достойный сын и наследник мессира, простите, монсеньора Годфруа де Леви, епископа моего стольного города Шартра.
– Нет-нет, ваша светлость, – Сугерий улыбнулся, – я понимаю вашу обеспокоенность за честь юного рыцаря, но поверьте мне на слово, его величество не меньше вас печется о том, чтобы его паладины были защищены. Король придумает совершенно иной способ…
– Коли так, аббат, – Тибо на минуту задумался, взвешивая в голове все «за» и «против», – я согласен. На пятый день после окончания турнира я готов встретиться с королем и моим сюзереном, – он снова задумался, подбирая наиболее удобное место, – к примеру, в Сен-Жермен-л-Оксерруа. Место там тихое, спокойное, к тому же, у Господа под защитой…
– Его величество Людовик благодарит своего верного вассала, коим вы, граф, несомненно, являетесь, за честность и порядочность. Мир все-таки лучше войны… – королевский министр учтиво склонил голову и, развернув коня, поехал в сторону главной трибуны. Тибо молча смотрел ему вслед, все еще сомневаясь, правильно он поступил, приняв предложение хитрого лиса, когда Сугерий обернулся и крикнул. – Задержитесь возле своей палатки, граф, мне кажется, что ваши конюшие недостаточно подтянули сбрую у декстриера…
Граф де Блуа понял намек и, коротко кивнув головой, поехал к своему шатру, возле которого суетились оруженосцы и конюшие. Подъехав к ним, Тибо спрыгнул с коня и, бросив поводья конюшему, раздраженно крикнул:
– Бездельники! Решили угробить своего хозяина? А ну-ка, живо, подтяните подпруги и сбрую! Что-то мое седло сваливается на один бок!..
Сугерий, тем временем, подъехал к королевской трибуне и едва заметным кивком головы дал понять, что граф, в общем и целом, принял предварительные условия. Людовик улыбнулся и, слегка повернув влево голову, тихо шепнул рыцарю охраны:
– Немедленно пригласите мессира Филиппа де Леви и… – он охнул и, взявшись рукой за бок, прибавил, – лекаря…
Рыцарь молча поклонился и исчез в толпе гостей. Придворные и королева, сидевшие вокруг высокого трона, засуетились, стали охать и беспокоиться о том, не случилось ли чего с королем. Людовик надул щеки, сделался пунцовым – его всегда раздражало показное усердие, сердобольство и ненужная суета своих придворных прихлебателей, но он позволил себе потешить их рвение и, тяжело вздохнув, произнес. – Что-то сердечко прихватило…
Аделаида де Мориен, его жена, сразу же запричитала и стала укорять мужа за его чрезмерную любовь к чревоугодию и нежеланию прислушиваться к советам лекарей. Принцесса Констанс лишь грустно вздохнула и с сожалением подумала, что теперь ей, скорее всего, так и не удастся досмотреть поединок молодого и красивого франка, который почти в одиночку сражался с рыцарями графа де Блуа. Этот высокий и рыжеволосый юноша так запал в сердце принцессы, что она была словно в забытьи после первого дня турнира, мечтая лишь познакомиться ним поближе. Но ее брат, наследный принц Филипп, которого она тайно попросила представить ей рыцаря, лишь фыркнул в ответ и затараторил какую-то юношескую глупость, что, мол, им сейчас не до ухаживаний, реверансов и прочей дребедени. Филипп не нашел ничего, кроме как добавить, что настоящим шевалье надо собираться с силами и мыслями, направляя их лишь на победу, а не на пустые и глупые беседы с девчонками.
Констанс повернула свою прелестную белокурую головку, волосы которой были украшены жемчужной сеточкой и небольшой, но аккуратной короной, поправила меховую накидку с капюшоном и увидела скачущего к трибуне рыцаря, чьи цвета издали делали его похожим на фантастического желто-черного шершня. Ее сердце вздрогнуло и сжалось…
Филипп де Леви спокойно ожидал оруженосца, поехавшего за сменным лансом, он перебрасывался веселыми и малозначащими фразами с рыцарями, стараясь не показывать всем своим видом небольшое беспокойство ходом складывающихся поединков. Он почувствовал, как нему подбежал один из королевских рыцарей, дотронулся по руки, торопливо поклонился и, бросая косые взгляды на молодого герцога Гильома, произнес:
– Мессир де Леви? – Лицо воина покраснело от быстрого бега. Филипп кивнул в ответ. Королевский рыцарь вытер пот на
