Кесарь - Даниил Сергеевич Калинин
Я крепко пожал протянутую мне ладонь казацкого сотника из числа людей Прокопия Ляпунова – как я посмотрю, зачастившего навещать кесаря в последнее время… Между тем, сотник широко улыбнулся в густую бороду, чуть поседевшую с нашей прошлой встречи.
- Говорят, тебя можно поздравить с повышением, Себастьян? Неплохо ты встретил татар под Ельцом, да и лисовчикам укорот дал – вроде и не шибко мудрена твоя хитрость, да никто до нее не додумался!
Я кивнул, молча принимая похвалы. Хотел, правда, ответить, что от обещанных Ляпуновым детей боярских фактически пришла только половина, но удержался от колкостей, вполне вежливо уточнив:
- Великий князь ждет?
- Да уже повидались... И я теперь состою при особе кесаря, как личный посол Прокопия Ляпунова! Кстати, для наемников хорошая новость: вечером всем выплатят обещанное жалование, церковь и купечество в очередной раз собрали обоз с золотом.
- Прекрасно! – я улыбнулся, оценив своевременность выплат, неизменно поднимающих боевой дух солдат. Чье название, собственно, и произошло от термина «сольдо», мелкой итальянской монеты для найма ландскнехтов… Лермонт также широко улыбнулся во все тридцать два зуба:
- Василий Петрович, дорогой, ты сделал наше утро еще более солнечным!
- Ваши рейтары и вы сами уж точно заслужили свою плату, ребятушки. – голубые глаза Петровича озорно заблестели, после чего он чуть виновато улыбнулся. – Ну да, заговорились мы, фон Ронин. Времени нет. Вечером, дай Бог, еще свидимся! И рад видеть в здравии вас обоих.
Казак дружески похлопал меня по плечу, и я уже вполне искренне ответил:
- Взаимно, Василь Петрович. Свидимся!
Посланцы Ляпунова удалились – и тут же налетел промозглый, колючий ветер, заставив меня в очередной раз поежится от холода.
- С хорошими новостями, а, Себастьян? – сияющему Джоку, услышавшему о выплатах, все нипочем: ни ветер, ни стужа. – Давненько от моего кошелька не было слышно веселого перезвона монет!
- Вознаграждение – это отлично. – согласился я. – Можешь сказать рейтарам. Предвкушение праздника даже важнее, чем сам праздник.
- Сомнительное утверждение. Но я сейчас же отправлюсь к Тапани!
- Ступай. Ветер поднялся, все одно лучше пересидеть в шатрах, чем коченеть на морозе…
Время до вечера пролетело в повседневной мороке – уход за лошадьми, обеденная трапеза, повседневная чистка оружия и брони от небольших крапинок ржавчины, да смазка его льняным маслом. Что поделать, до изобретения нержавеющей стали еще несколько столетий.
К вечеру же за мной зашли Тапани и Лермонт – оба в лучших своих костюмах, с подровненными бородами, причесанные! Впрочем, и я соответствую своим офицерам в черном дублете, перетянутым кожаной перевязью с верным рейтшвертом в ножнах. Да с трофейной дагой на поясе, соседствующей с единственным пистолем – конечно же, «отцовским»! Запрет на ношение оружия в присутствии князя покуда не действует, хотя, на мой взгляд, он был бы не лишним… Шляпа с орлиным пером и щегольские красные сапоги! Образ завершает теплый плащ, накинутый на плечи; был бы его цвет голубым, да с белым крестом как у мушкетеров, то я вполне бы сошел за французского дворянина из гвардии короля Людовика…
Хотя нет, не сошел бы. Все одно присутствующие на совете французские рейтары нас наверняка перещеголяют!
Мороз к вечеру придавил; и хотя ветер стих, мы добирались до княжеского шатра практически бегом – но все одно опоздали к началу собрания! Так что втиснуться в него втроем удалось уже с трудом – и наша троица заняла место за спинами присутствующих офицеров из числа наемников Делагарди и собственно русских командиров.
- Себастьян. Comme toujours, tu reviens victorieux. C'est comme ça qu'on devient César. – Прозвучал слева знакомый голос.
- Je peux me passer de la couronne de laurier, Шарль. – улыбнулся я, с легкой ностальгией вспомнив, как переманил на свою сторону ротмистра французских рейтар. – Хорошо выглядишь.
Легран, в бархатном камзоле и широкополой шляпе с куда как более роскошным, нежели чем у меня пером, действительно выглядит, словно прибыл сюда с королевского приема в Версале.
- Ты тоже Себастьян, ты тоже…. Грешен, но думал все будет удручающе. Хотя эта борода в московитском стиле... Портит образ!
- Лицо мерзнет. – признался я. – Да и привык уже. Как вы здесь?
- Скопин-Шуйский словно Ахиллес идет от победы к победе! Впрочем, не будем отвлекаться, кесарь взял слово...
Великий князь, уже успевший поприветствовать собравшихся, действительно приступил к изложению плана боевых действий на ближайшее будущее:
- …Мы не можем допустить объединения Сапеги и короля, как не можем и позволить гетману отступить от Москвы. Думаю, он все еще стоит под Дмитровом лишь только потому, что путь на смоленскую дорогу преграждает тушинский лагерь, воры которого без особой радости ожидают Сигизмунда… Но счет идет на дни, если не на часы. Сам самозванец уже бежал под Калугу, и все больше русских воров уходят в его новый лагерь вместе с казацкой вольницей. В Тушино заправляет гетман Ружинский – а ведь и он, и Сапега во время рокоша Зебжидовского воевали именно на стороне короля! Так что все их выжидание связано лишь с торгом – пытаются выклянчить у Вазы помилование бунтовщикам из польских и литовских хоругвей, лучшие условия для своей верной службы, да больше земель нашего русского царства в личное пользование! И если король не сглупит, то уже со дня на день мятежным шляхтичам будет обещано помилование, а обоим гетманам – богатые владения на Руси.
Кесарь сделал небольшую паузу, и все присутствующие важно закивали головами. Между тем, Скопин-Шуйский продолжил:
