Джеймс Клавелл - Тай-Пэн
– Нет, ваше превосходительство, просто по-новому смотрю на старую стычку. Как вам известно, мистер Струан и я никогда не сходились во взглядах на то, что произошло у Чуэн-пи.
– А почему вы непременно должны смотреть на это одинаково? Если бы мистер Струан командовал вашими кораблями, его решение, вполне возможно, совпадало бы с вашим. И будь вы на месте мистера Струана, у вас тоже могла бы появиться уверенность, что китайцы не станут нападать на вас первыми, и вы бы пошли на риск и не отдали приказа открывать огонь. – Лонгстафф зевнул, поигрывая карманными часами – А что бы предприняли вы, Кулум?
– Не могу сказать, сэр. Я не знаю всех сложностей обстановки, существовавших на ту пору.
– Хорошо сказано. «Сложности обстановки» – это удачное выражение. – Лонгстафф усмехнулся – Не согласитесь ли составить нам компанию, капитан? Бокал сака?
– Благодарю вас, сэр, но мне пора возвращаться на свой корабль. – Глессинг ловко отдал честь и удалился.
Лонгстафф жестом пригласил Струанов в кабинет для совещаний, который временно служил капитан-суперинтенданту в качестве личных апартаментов. Комната выглядела по-спартански, из обстановки имелось только то, что было необходимо для работы. Глубокие кожаные кресла, столы с картами, комоды, массивный дубовый стол были надежно прикручены к палубе. Позади бюро из дуба, богато украшенного резьбой, полукругом шли окна кормы с частыми рамами. Каюта пахла дегтем, табаком, морем и, неизбежно, порохом.
– Стюард! – позвал Лонгстафф. Дверь каюты открылась в ту же секунду.
– Да, сэр?
Лонгстафф повернулся к Струану:
– Сак? Бренди? Портвейн?
– Сухой сак, благодарю вас.
– То же самое, пожалуйста, сэр, – сказал Кулум.
– Мне портвейн. – Лонгстафф опять зевнул.
– Слушаю, сэр.
Стюард достал бутылки из буфета и разлил вино в тонкие хрустальные бокалы.
– Вы впервые покинули Англию, Кулум? – поинтересовался Лонгстафф.
– Да, сэр.
– Но, я полагаю, с нашими последними «сложностями обстановки» вы хорошо знакомы.
– Нет, ваше превосходительство. Отец не писал подробных писем, а в газетах про Китай не упоминают.
– Ну, скоро начнут, не правда ли, Дирк? Стюард подал бокалы: сначала Лонгстаффу, затем его гостям.
– Проследите, чтобы нас не беспокоили.
– Да, сэр. – Стюард оставил бутылки на столике рядом и вышел.
– Тост, – провозгласил Лонгстафф, и Струан вспомнил тост Робба и пожалел, что сначала отправился на флагман. – За то, чтобы ваше пребывание здесь, Кулум, было приятным, а возвращение домой – безопасным.
Они выпили. Сухой сак был превосходен.
– Здесь сейчас вершится история, Кулум. И никто не может рассказать вам об этом правдивее и лучше, чем ваш отец.
– У китайцев есть старинная поговорка, Кулум... «Правда имеет много лиц», – сказал Струан.
– Я не понимаю.
– Просто мое изложение «фактов» совсем не обязательно будет единственно верным. – Эти слова напомнили ему об императорском наместнике Лине, который содержался в Кантоне под стражей и в бесчестье, потому что его политика привела к открытому конфликту с Британией; в скором времени его ожидал смертный приговор. – Этот дьявол Линь все еще в Кантоне? – спросил он.
– Думаю, да. Его превосходительство Ти-сен улыбнулся, когда я три дня назад задал ему вопрос о судьбе Линя, и сказал загадочно: «Багряный является Сыном Неба. Как может человек провидеть волю Неба?» Китайского императора зовут Сыном Неба, – пояснил Лонгстафф для Кулума. – «Багряный» – еще одно из его многочисленных имен, поскольку он всегда пишет тушью алого цвета.
– Странные, странные люди эти китайцы, Кулум, – добавил Струан. – Например, из трехсот миллионов человек только император имеет право писать алой тушью. Попытайся представить себе это. Если бы королева Виктория заявила в один прекрасный день, что отныне только ей дозволено пользоваться красными чернилами, как бы мы ни любили ее, сорок тысяч британцев в тот же миг отказались бы от всех чернил, кроме красных. Я бы сам первый так поступил.
– И каждый Китайский торговец, – вставил Лонгстафф с издевкой, которой сам, очевидно, не замечал, – немедленно послал бы ей бочонок чернил означенною цвета – с оплатой по получении – и заверил бы Ее Британское Величество в своей готовности стать поставщиком Короны – по соответствующей цене. И все заверения непременно были бы написаны красным. Ха, надо полагать, у них есть на это право. Где оказались бы все мы, не будь торговли?
Возникла короткая пауза, и Кулум спросил себя, почему отец молча проглотил нанесенное ему оскорбление. Или это не было оскорблением? Возможно, это лишь еще одна непреложная истина: аристократы всегда издеваются над теми, кто не принадлежит к их кругу? Что ж, наша Хартия решила бы проблему аристократии раз и навсегда.
– Вы хотели видеть меня, Уилл? – Струан чувствовал себя смертельно усталым. Его нога болела, невыносимо ныли плечи.
– Да. За последние два дня произошло несколько незначительных событий, Кулум, вы не извините нас на минуту? Мне необходимо поговорить с вашим отцом наедине.
– Разумеется, сэр. – Кулум поднялся.
– В этом нет нужды, Уилл. – Струан жестом остановил сына. Если бы не насмешки Лонгстаффа, он не стал бы его задерживать. – Кулум теперь один из партнеров торгового дома «Струан и компания». Придет день, когда он будет управлять им как Тай-Пэн. Вы можете доверять ему так же, как доверяете мне.
Кулуму захотелось сказать: «Я никогда не стану участвовать в этом, никогда. У меня другие планы». Но он не смог произнести ни слова.
– В таком случае примите мои поздравления, Кулум, – небрежно наклонил голову Лонгстафф. – Быть партнером «Благородного Дома» – это удача, которую нельзя купить ни за какие деньги.
Только не когда ты банкрот, едва не добавил Струан.
– Садись, Кулум.
Лонгстафф прошелся взад-вперед по каюте и начал:
– На завтра назначена встреча с полномочным представителем китайского императора для обсуждения деталей договора.
– Он предложил место и время встречи или вы?
– Он.
– Тогда, наверное, вам лучше все изменить. Выберите другое место и назначьте другое время.
– Зачем?
– Затем, что если вы согласитесь с его предложением, он и все мандарины будут рассматривать это как проявление слабости.
– Хорошо. Если вы так считаете. Скажем, послезавтра, а? В Кантоне?
– Да. Возьмите с собой Горацио и Маусса. Если хотите, я тоже поеду с вами. И мы обязательно должны опоздать на четыре часа.
– Но, черт меня возьми, Дирк, к чему такие крайности. Четыре часа? Клянусь честью, это просто смешно!
