Меч мертвых - Семёнова Мария Васильевна
Нарочно или нет, но она опять ударила по больному, и тут уже Харальду не помогла даже мысль о достоинстве воина.
– Грязна больно!.. – прошипел он и, зная заранее, что будет горько об этом жалеть, с силой толкнул девку ладонью в грудь. Хромоножка была невелика росточком и телом легка – так и упорхнула прочь, неловко взмахнув руками, опрокинулась в сугроб под забором…
…И пронеслось перед глазами видение: ночной двор, свет случайного костерка… Два тела, сплетённых яростью и страданием… Только вместо Смаги в талом снегу задыхалась и корчилась хромоножка. А вместо Замятни над нею хрипел и рычал он, Харальд Рагнарссон…
Молодой викинг ушёл за калитку на прямых ногах и мало что видя перед собой. Искра за его спиной ещё говорил с лекарками; наверное, повторял своё приглашение, просил не побрезговать гостеприимством… Харальд, впрочем, того уже не слыхал.
– Видишь звезду? – спросил Искра. – Во-он там… А вот и вторая…
Он уверенно указывал пальцем чуть повыше неподвижных вершин двадцатисаженных елей. Небо было ясное; Харальд долго напрягал зрение, но так ничего не увидел. Стыд было в этом сознаться, но стыд ещё худший – врать, будто вправду что заприметил. Он даже поднялся и отошёл от костра, чтобы не мешали рыжие отсветы (Искре почему-то они ничуть не мешали, и это тоже было обидно), и снова всматривался в вечернюю синеву, пока лесные макушки не затанцевали перед глазами. Всё попусту!.. Харальд молча вернулся к костру, мрачно думая, что, верно, удался не в отца и не получится из него справного конунга, достойного песен и памяти. Добрый конунг должен быть первым во всём. Как Рагнар Лодброк в молодости. А он, сын его? Убоялся Замятни и сорвал зло на беззащитной увечной девчонке. Теперь вот выяснилось, что тихоня и неженка Искра видит, оказывается, вдвое лучше его. Хотя он привык знать себя вполне востроглазым. А завтра что? Погонят зверя, и тут-то откроется, что он на лыжах не так проворен, как молодые словене, отроки боярина Твердислава?.. Начнут потихоньку смеяться у него за спиной, и кому какое дело, что на Селунде страшно холодными считались зимы вроде нынешней, которую они здесь, в Гардарики, за зиму-то толком не считали… И есть ли хоть одно качество, которое люди будут вспоминать после его, Харальда, смерти? «…Но зато он был таким и ещё таким. Он был добрый правитель…»
– Мне бы твои глаза, боярич! – завистливо, но и с уважением проговорил один из отроков.
Его товарищ поднял над углями прутик с нанизанными кусочками мяса и отправил в рот полоску сочащейся медвежатины:
– Верно, за три версты красных девок высматривал бы…
Воины засмеялись.
Весёлый костёр горел в заметённом снегом лесу недалече от берега Мутной, примерно в трети пути из Нового Города в Ладогу. После праздника Корочуна прошёл месяц; солнце уверенно повернуло на лето, а зима, словно навёрстывая упущенное, – на мороз. По крепкому снегу Харальд собрался на охоту и пригласил Искру.
После досадного случая с Замятней и лекарками друзья стали было видеться редко. Харальд не ходил во двор к боярину, где прежде был гостем едва ли не каждодневным: видеть не хотел языкастую хромоножку. Искра тоже к нему не очень спешил. Полюбил, вишь ты, с бабкой и девкой умные беседы вести, премудрости набираться. Повадился по избам с ними ходить, где они хворых смотрели…
Боярин Твердята, мечтавший узреть сына княжеским витязем, нажил в бороду ещё один седой клок. Он-то уж возрадовался, что Искра с датским княжичем вроде сдружился, и вот те на!.. Так что, когда пришёл Харальд звать с собой в лес за зверем – чуть не силой выпроводил нерешительного за ворота. Лучших отроков с ним снарядил – бережения для. Лучших псов взять повелел. Проводника послал, молодого ижора по имени Тойветту…
Охрана, приставленная к сыну прозорливым отцом, вскоре сгодилась. Не только люди желали добыть лосей и оленей, от Нового Города далеко отбежавших. Встретился полесовникам страшный медведь, свирепый шатун. И насел прямо на Харальда.
Тот не показал страха – взял его на копьё, но копьё хрустнуло. Искра бросился выручать, отвлёк вздыбленного зверя попавшей в рёбра стрелой. Медведь повернулся, стряхивая повисших собак, но его окружили отроки, а Эгиль с рыком, равным звериному, подскочил сзади и ударил секирой.
Мясом этого медведя они и лакомились теперь, сидя вокруг костра.
– Ну, видишь звезду? – пытал Харальда Искра. – Да вон же!..
Сам он успел узреть уже не меньше десятка и каждую назвал по имени, а про десять других предсказал, над какой ёлкой какая проглянет.
– Вижу, – сказал наконец Харальд.
Теперь он понимал, за что сын ярла получил прозвище Звездочёт. Дома, при батюшке, Искра свои познания скорее таил, зато здесь, на воле, – отводил душу.
Харальд долго слушал молодого словенина, мысленно сравнивая гардские названия звёзд со своими, привычными. Потом подумал, что из Искры, наверное, вышел бы отличный кормщик на боевом корабле. Хоть и говорил сын ярла, будто на корабле его, как и самого Твердислава, жестоко укачивало… Неожиданная мысль потянула с собой другую и третью. Он внезапно сообразил, что его родные места были совсем ненамного южней здешних краёв. Стало быть, датским мореплавателям, ходившим на север, могли пригодиться знания Искры. Датские корабельщики тоже, конечно, не первый век смотрели на звёзды. Харальд весьма сомневался, чтобы Искра, его ровесник, знал хоть полстолько, сколько иные седобородые мореходы. Но зря ли советуют истинно мудрые: удивившись чему-нибудь – спрашивай, не боясь показаться несведущим и вызвать насмешку. Вдруг да узнаешь нечто прежде неведомое и однажды могущее пригодиться…
И Харальд спросил:
– Ты, верно, не заблудишься, пока звёзды над головой.
– Не заблужусь, – кивнул Твердиславич.
– А мог бы ты рассказать о звёздах, которые у вас считают приметными, моему человеку? В нашей стране часто забавляются, сравнивая премудрость…
– Раньше, я слышал, свою голову в заклад ставили, – вставил Эгиль. И притворно вздохнул: – Вот люди были!.. Теперь не то, теперь поди и не сыщешь таких отчаянных мудрецов…
Искра смутился и покраснел:
– Ну, я уж свою голову… Да и что я про звёзды знаю-то… Совсем почти ничего…
…Мог ли предвидеть сын Рагнара, что случайный разговор у костра получит совсем неожиданное продолжение! И если подумать, было оно тем более странным, что мысль испытать в деле познания молодого Твердиславича осенила не его самого, Харальда, а Искру, считавшегося вроде бы робким. Когда все, кроме дозорного отрока, угомонились возле огня, Искра подобрался к другу и жарко зашептал ему в ухо:
– А приметил ты, куда звёзды ныне лучи простирали?..
Харальд даже вздрогнул. Он уже засыпал, и ему даже начало сниться что-то очень хорошее и занятное. Но тряхнули за плечо – и сон улетел незнамо куда, не вспомнишь его, назад не приманишь…
– Что?.. – спросил он недовольно.
– Приметил ты, говорю, куда звёзды лучи свои простирали?..
– Нет…
– К полудню! – объявил Искра с торжеством.
– И что?.. – сонно отозвался Харальд. Он успел решить, что сын ярла надумал очередной раз похвалиться остротой зрения: ведь для того, чтобы заметить, в какую сторону тянулись тонкие лучики звёзд, вправду требовались Искрины рысьи глаза.
– Это значит, ветер меняется, – ответил юный словенин. – Метель будет.
– Пересидим… – зевнул Харальд. – Медведь большой… – Зевнул и добавил: – Хотя и невкусный…
И повернулся в меховом мешке на другой бок, отгораживаясь от Искры и собираясь снова заснуть. Но отделаться от Твердиславича оказалось не так-то легко.
– Я к чему, – снова зашептал тот. – Если хочешь на оборотней поохотиться, так другого случая у нас, верно, не будет…
Тут уж сон пропал сам собой, Харальд живо открыл глаза.
– На оборотней?..
– Я с ижором говорил, с Тойветту… Я речь ижорскую разумею… Где мы Лесного Хозяина взяли, он следы поблизости видел… С волком кормилец наш нынешний на поляне схватился, и волк, снег кровью марая, раненый еле ушёл…
