Король гор. Человек со сломанным ухом - Эдмон Абу
Она протянула мне свою очаровательную ручку, и я уже собрался протянуть в ответ свою пятерню, но внезапно она спохватилась и, шлепнув себя по лбу, спросила:
— А где вы возьмете материал для запруды?
— У нас под ногами. Я имею в виду дерн.
— Но вода его размоет.
— Не раньше, чем через два часа. После нас хоть потоп.
— Хорошо, — сказала она и наконец протянула мне ручку, которую я поднес к своим губам. Но внезапно ручка капризно выдернулась из моих ладоней, и я услышал: «А вы подумали о том, что нас охраняют круглые сутки?»
По правде говоря, мне это не пришло в голову, но я уже так распалился, что готов был преодолеть любое препятствие. Поэтому я ответил ей с небывалой для себя решительностью, которой, по правде говоря, сам удивился:
— Вы имеете в виду корфинянина? Я сам им займусь. Привяжу его за ногу к дереву.
— Он будет кричать.
— Тогда я его убью.
— А где вы возьмете оружие?
— Украду.
Как только я поцеловал ее руку, воровство и убийство стали для меня обычным делом. Видите, сударь, на что я способен, когда влюблюсь!
Миссис Саймонс прислушивалась к нашему разговору с почти благожелательным видом, и, как мне показалось, взглядами и жестами одобряла мои слова.
— Дорогой мой, — сказала она мне, — ваша вторая идея мне нравится гораздо больше первой. Да, гораздо больше. Я никогда не снизойду до того, чтобы заплатить выкуп, даже если буду уверена, что деньги удастся возвратить. Повторите, пожалуйста еще раз, какие действия вы собираетесь предпринять, чтобы нас спасти.
— Сударыня, я беру на себя всю ответственность. Сегодня же я добуду кинжал. Этой ночью бандиты лягут спать рано и спать будут очень крепко. Я же встану в десять часов, свяжу нашего охранника, заткну ему рот кляпом, а если будет надо — убью. Это будет не убийство, а казнь. За все, что он натворил, он двадцать раз заслуживает казни. В половине одиннадцатого, я вырою пятьдесят квадратных футов дерна, вы поможете мне отнести дерн к роднику, и я сооружу запруду. На все уйдет полтора часа. До полуночи мы будем укреплять нашу плотину, и за это время ветер высушит дорогу. В час ночи я обхвачу мадемуазель левой рукой, и мы вместе спустимся вот в ту расщелину, а там, держась за траву, доберемся вон до той дикой смоковницы. Затем мы передохнем у зеленого дуба, проползем вдоль того уступа до красных скал, а уже оттуда мы спрыгнем в овраг и считайте, что мы свободны!
— Отлично! А как же я?
Это «я» охладило мой энтузиазм, словно на него вылили ведро ледяной воды. Невозможно все предусмотреть. Я совсем забыл о спасении миссис Саймонс. О том, чтобы вернуться за ней не могло быть и речи. Без лестницы подъем наверх был невозможен. На мое смущение добрая женщина отреагировала скорее с жалостью, чем с досадой, заявив следующее: «Бедный вы мой, теперь вы видите, что романтические проекты всегда страдают серьезными недоработками. Позвольте уж мне придерживаться моей изначальной идеи и спокойно дожидаться жандармов. Я англичанка и по сложившейся привычке полагаюсь исключительно на закон. Кроме того, мне знакомы афинские жандармы. Я видела, как они маршируют по дворцовой площади. Все они красивые мужчины и для греков довольно чистоплотны. У них длинные усы и капсюльные ружья. Нравится это вам или не нравится, но они вызволят нас отсюда».
Тут появился корфинянин и освободил меня от необходимости реагировать на доводы миссис Саймонс. Оказалось, что он привел горничную. Это была албанка, причем
довольно миловидная несмотря на вздернутый нос. Она куда-то шла в парадной одежде со своей матерью и женихом, и по дороге попала в руки бродивших по горам бандитов. Ее крик мог бы растопить сердце любого злодея, но ее успокоили, пообещав отпустить через две недели и заплатить за труды. В итоге она смирилась и даже обрадовалась, поняв, что свалившаяся беда поможет ей накопить побольше приданного. Счастлива та страна, в которой сердечные раны можно залечить пятифранковыми монетами! Эта философски настроенная служанка оказалась совершенно бесполезной для миссис Саймонс, потому что умела только пахать землю, а с другими видами женского труда была не знакома. Мне же она окончательно испортила жизнь своей привычкой жевать чеснок. Жевала она из-за пристрастия к этому лакомству, а также из кокетства, и этим напоминала гамбургских дам, постоянно грызущих конфеты.
Остаток дня прошел без происшествий. Следующий день казался нестерпимо долгим. Корфинянин не отходил от нас ни на шаг. Мэри-Энн и ее мать непрерывно смотрели вдаль, пытаясь обнаружить на горизонте жандармов. А я, как человек, привычный к активному образу жизни, мучился от безделья. Я мог бы отправиться под охраной
в горы, чтобы пополнить свой гербарий, но какое-то неясное чувство удерживало меня подле дам. Ночью я плохо спал. Из головы не шел придуманный план побега. Я заметил, куда корфинянин кладет перед сном свой кинжал, но я счел бы предательством бегство без Мэри-Энн.
В субботу утром между пятью и шестью часами я проснулся от необычного шума, доносившегося из кабинета Короля. Я вскочил и, не приводя себя в порядок, отправился на разведку. Приводить себя в порядок мне не требовалось, поскольку спал я одетым.
Хаджи-Ставрос стоял посреди своего войска, и было видно, что он настроен весьма решительно. Вооруженные до зубов бандиты также демонстрировали высокую боевую готовность. На земле лежали носилки с погруженными на них сундуками, которые раньше мне не приходилось видеть. Я понял, что в сундуках хранятся какие-то ценности, а наши хозяева собираются сворачивать лагерь. Корфинянин, Василий и Софоклис о чем-то отчаянно спорили и при этом орали во весь голос. Издалека доносился лай часовых, державших первую линию обороны. Прибежал одетый в лохмотья гонец и во весь голос выкрикнул одно лишь слово: «Жандармы!»
Глава V ЖАНДАРМЫ
Короля, судя по его виду, это известие совершенно не взволновало. Однако брови у него сдвинулись больше обычного, а морщины на лбу сошлись между глаз, образовав острый угол. Он спросил у гонца:
— Откуда они идут?
— Из Кастии.
— Сколько там рот?
— Одна.
— Которая из них?
— Я не знаю.
— Ну что ж, подождем.
В это время показался бегущий со всех ног второй гонец. Заметивший его издалека Хаджи-Ставрос прокричал: «Это рота Периклеса?»
Подбежавший бандит сказал: «Ничего
