Книга без названия - Юрий Валерьевич Литвин
Мари-Энн молчала, похоже она уже ни на что не реагировала, а уж замуж бы вышла за любого доктора, который бы удосужился поднести ей стакан холодной воды, без всяких тантрических наворотов. Боже, вода! Я запрещал себе думать о ней и вот опять…
И тут мы увидели их…
Сначала мне показалось, что видение это вызвано моим воспаленным воображением, потом я посмотрел на Макса и француженку и увидев их расширенные от изумления глаза, решил что с ума сошли все трое. Но после до меня дошло – все происходит в действительности, наверное, оттого что Макс так сильно схватил мою руку, что я почувствовал боль.
На север уходил караван. Настоящий караван. С верблюдами, погонщиками, наряженными в тюрбаны и белые же одежды, с тюками, пиками, прокопченными под африканским солнцем лицами, цветными широкими шароварами и, очевидно, белозубыми улыбками или оскалами, кому как нравиться, конечно. Но самое странное было то, что в противоположную сторону летели вертолеты, вертолеты грузовые, не меньше десятка. Похоже, они только что закончили разгрузку, а один из них все еще разгружался и готовился взлетать, судя по вращающимся лопастям. Два черных человека при этом устанавливали на громадного верблюда, извлеченный из вертолетного чрева ящик. И Макс, и Мари-Энн, и я поняли одну и туже вещь, наверняка, на внутренней стороне крышки этого ящика находится крест. Крест необычной формы, проставленный неизвестно кем, когда-то много лет назад…
– Чертовщина, – выдохнул Макс, падая на песок, и я был с ним абсолютно согласен. Мы с Мари-Энн свалились рядом и продолжили наблюдать? – знаете, друзья мои, я совершенно не доверяю верблюдам и вообще всем, кто может не пить больше недели.
– Хотя, хотя… Боже! Что это? – у нашего друга вырвался какой-то каркающий крик, потому что небо вдруг прочертила белая клубящаяся полоска и врезалась в бок одного из вертолетов. А мы с открытыми ртами, тупо глядели на то, как винтокрылая машина превратилась в ослепительную вспышку. Это было похоже на компьютерные игры, только как-то нехорошо от всего этого становилось.
Вторая полоса прочертила бесцветное небо и еще одной «стрекозой» стало меньше. Потом еще и еще… Эскадрилью расстреливали как в тире, цинично и со знанием дела. Последний вертолет даже не стал подниматься в воздух и стоял посреди пустыни, беспомощно вращая лопастями, очевидно летчики решили повременить со взлетом и это со всех точек зрения было правильное решение. Откуда взлетали ракеты, мы, естественно знать не могли, видели только что откуда-то справа от нас, но били они точно.
Мы лежали и смотрели на то, как оседали тучи песка и чувствовали свою сопричастность к неведомым нам серьезным событиям. Уж я-то, во всяком случае, точно это чувствовал. А потом песок улегся, и ракеты перестали бороздить так опостылевшее нам африканское небо, и в лучах безжалостного солнца, мы увидели величественную и почему-то леденящую душу картину. Куда-то вдаль, оставив такое ненадежное и уязвимое дитя современной авиатехники, неспеша и словно чувствуя собственную значимость, степенно и неторопливо уходил караван. С тюрбанами, верблюдами, шароварами и загадочными ящиками, зачем-то заброшенными в эти забытые богом места таинственными рыцарями-тамплиерами…
– Мари-Энн, – произнес Макс с каким-то совсем идиотским выражением на лице, – Выходите за меня замуж. Я не буду заниматься с вами тантрическим сексом. Мы вообще ничем не будем заниматься, мы будем с вами сидеть у камина, курить ваши французские сигареты и беседовать о чем угодно… Но у нас будет вода, пища и крыша над головой. Вы согласны?
* * *
Маргарита. Париж. Наши дни
Маргарита поднялась на локте, и внимательно посмотрела в глаза лежащему рядом молодому черноволосому французу, декламирующего вслух собственные мысли в неком почти эпическом размере.
– Эй, приятель, так кто, ты говоришь, проводит эти эксперименты над людьми?
Философ отвлекся и изумленно произнес.
– Черный клан…
– Кто, кто?..
– Черный клан.
– Это что еще за мистика такая, – развеселилась Маргарита. – Дюваль, нехорошо… Попахивает бульварщиной…
– Не знаю… – поджал губы философ. – Так, к слову пришлось.
– А!.. Ну-ну, – встряхнула шевелюрой Марго и, укрываясь простыней, подумала: «Боже мой, как же он все-таки похож на него».
* * *
Брат Эрвин. Париж. Продолжение.
Операцию необходимо было провести как можно более быстро. Никто из нас не знал, сколько времени нам отпущено. Что мы знали, так это то, что будут жертвы, много жертв, знали, что кто-то уйдет из этого мира не по своей воле, но серьезность событий заставляла идти на этот шаг.
Марго ввела меня в курс последних событий и вместе с ней мы вышли на брата Кларка. Установив связь, мы скоординировали свои действия, что во многом упростило выполнение задачи. Прежде всего, нам нужно было доставить оружие и снаряжение для нашей армии в район Иерусалима. По данным Кларка вся эта куча железа находилась на восточном побережье Африки. Для меня это стало откровением, потому что когда-то, очень давно, я лично участвовал в вывозе всех этих вещей из Европы в Новый Свет. Как и по каким причинам эти сокровища оказались в Эфиопии было для меня загадкой. Тут чувствовалась рука наших врагов, я помнил о катастрофе постигшей эскадру, вышедшую из Ла-Рошели, знал о том, что побережья Америки достигло всего лишь три корабля, и я мысленно восславил Высшие силы, благодаря которым оружие отыскалось вовремя. Того что удалось спасти, вырвав в свое время из рук талтеков, уничтоживших остатки моего «американского» экспедиционного корпуса катастрофически не хватало. Впрочем, очевидно, так было нужно. Мысленно я возблагодарил Господа и вернулся к работе. По-моему «черные» перехитрили сами себя, направив корабли Ордена по заведомо ложному маршруту. Дальше было проще. На место раскопок я отправил вертолеты с одной из баз ООН. Летчики, разумеется, не знали, что им предстоит перевозить. Им была поставлена конкретная задача: взять груз и доставить его в определенную точку. Нельзя было рисковать и отправлять груз по воздуху прямо в Иерусалим. А потому в указанном месте вертолеты встретили и их содержимое было перегружено на верблюдов, после чего караван взял курс на Святой Город. Так было медленнее, но значительно