Энтони Хоуп - Царственный пленник
Он посмотрел на меня с насмешливой улыбкой и вдруг подъехал ближе ко мне.
– Я не вооружен, – заметил он, – и старик Зант может подстрелить меня каждую минуту.
– Я не боюсь! – возразил я.
– Правда, черт вас бери, – отвечал он. – Послушайте: я когда-то передал вам предложение от имени герцога.
– Я ничего не хочу слышать от Черного Майкла! – перебил я.
– Так выслушайте меня, – он понизил голос до шепота. – Атакуйте смело замок. Пусть Зант и Тарленгейм ведут атаку.
– Продолжайте, – сказал я.
– О времени условитесь со мной.
– Я питаю к вам такое безграничное доверие, милорд.
– Глупости! Я говорю теперь о деле. Зант и Фриц будут убиты; Черный Майкл также будет убит.
– Что?
– Черный Майкл будет убит, как собака; пленник, как вы его называете, отправится к чертям, по лестнице Иакова, – вы, видно, знаете о ней. Останутся два человека – я, Руперт Гентцау, и вы, король Руритании!
– Он замолчал и потом голосом, дрожащим от нетерпения, прибавил:
– Неужели ставка не стоит игры? Престол и принцесса! А для меня богатство и признательность вашего величества.
– Право, – вскричал я, – пока вы на земле, аду не хватает его главного беса!
– Подумайте об этом, – продолжал он. – Про себя скажу, что я бы не долго колебался, если бы дело шло об этой девушке! – и его наглый взгляд снова сверкнул по направлению той, которую я любил.
– Уходите, пока целы! – сказал я; но через минуту невольно расхохотался над смелостью его плана.
– Неужели вы бы восстали, против своего господина? – спросил я.
Он обругал Майкла словом, не подходящим к отпрыску хотя бы и морганатического, но законного брака и сказал почти конфиденциальным и, по-видимому, дружеским тоном:
– Он встал мне поперек дороги. Ревнивое животное! Клянусь, я чуть его не пырнул ножом вчера вечером.
Я совершенно овладел собой; я начинал узнавать кое-что новое.
– Дама? – спросил я небрежно.
– Да, красавица, – кивнул он. – Но вы ее, кажется, видели?
– Не видел ли я ее за чайным столом, когда кое-кто из ваших друзей очутился под столом?
– Что ж ожидать от таких дураков, как Детчард и Де Готе? Жаль, что меня там не было!
– А герцог вам мешает?
– Видите ли, – сказал Руперт задумчиво, – сказать по правде этого нельзя. Я собираюсь мешать ему!
– А ей больше нравится герцог?
– Да, глупая женщина. А теперь, подумайте о моем плане! – и с низким поклоном он пришпорил лошадь и поскакал за гробом своего приятеля.
Я вернулся к Флавии и Занту, размышляя об этом странном человеке. Скверных людей я знал много, но Руперт Гентцау остается единственным в своем роде. Если же встретится еще ему подобный, пусть его немедленно схватят и повесят. Таково мое мнение!
– Он очень красив, не правда ли? – сказала Флавия.
Она, конечно, не знала его так хорошо, как я, но я огорчился, так как думал, что его смелые взгляды рассердят ее. Но моя дорогая Флавия была женщиной, – а потому не рассердилась. Напротив, она заметила, что молодой Руперт очень красив, – каким, впрочем, этот негодяй действительно и был.
– Какое грустное было у него лицо, когда он говорил о смерти своего друга! – продолжала она.
– Лучше бы он заранее погрустил о своей смерти! – заметил Зант с мрачной улыбкой.
Что касается меня, я вдруг стал не в духе; чувство это было, конечно, неблагоразумно, так как я не более имел права смотреть на нее с любовью, чем наглые глаза Руперта. Мое скверное настроение продолжалось, пока, при наступлении ночи, мы не подъехали к Тарленгейму, и Зант не отстал от нас, чтобы наблюдать, не следует ли кто-нибудь за нами. Флавия, ехавшая около меня, сказала тихо с полусмущенным смехом:
– Если вы не улыбнетесь, Рудольф, я заплачу. Отчего вы рассердились?
– Я рассердился на то, что сказал мне этот мальчишка! – отвечал я, но я улыбался, когда мы подъехали к дому и сошли с лошадей.
Здесь лакей подал мне записку; на ней адрес не был написан.
– Это ко мне? – спросил я.
– Да, государь, какой-то мальчик принес записку! Я разорвал конверт.
«Иоганн доставит вам это письмо.
Я уже однажды предупредила вас. Ради самого Бога, если в вашей груди бьется человеческое сердце, спасите меня из этого вертепа разбойников».
Я подал записку Занту, но все, что эта черствая старая душа сказала в ответ на жалобные строки, было:
– А кто ее завел туда?
Но, несмотря на это, не будучи сам без греха, я позволил себе пожалеть Антуанету.
XVI
ОТЧАЯННЫЙ ПЛАН
После того, как я катался по Зенде и разговаривал с Рупертом Гентцау, моя мнимая болезнь должна была кончиться. Я заметил, что гарнизон Зенды более не показывался в городе; а те из моих людей, которые ездили к замку, рассказывали, что там, по-видимому, соблюдается большая осторожность. Как бы я ни был тронут молениями Антуанеты, я, по-видимому, так же мало мог помочь ей как и королю. Майкл, видимо, бравировал передо мной, и хотя его видели вне стен замка, он не трудился извиняться, что до сих пор не являлся к королю. Время бежало, а дело наше не подвигалось, хотя каждая минута была дорога; меня смущала не только новая опасность, возникшая при слухах о моем исчезновении, но еще и громкий ропот населения Стрельзау по поводу моего постоянного отсутствия в городе. Неудовольствие было бы еще сильнее, если бы Флавия не была со мной; поэтому я не прекращал ее пребывания в Тарленгейме, хотя страдал от того, что ее окружала опасность, и от того, что постоянное присутствие дорогой для меня девушки доводило нервы мои до невыносимого состояния. Конечным ударом было, когда мои советчики, Стракенц и канцлер, приехавший из Стрельзау, чтобы представить мне свои убедительные доводы, требовали, чтобы я назначил день для своего торжественного обручения, что в Руритании так же важно, как и бракосочетание. На это я должен был решиться в присутствии Флавии и назначил день через две недели, в Стрельзауском соборе. Это известие, быстро разглашенное, всюду вызвало большую радость в королевстве; я думаю, только двух людей эта весть привела в отчаяние: – я говорю о Черном Майкле и о себе; существовал только один человек, ничего не знавший о ней – тот, чье имя я носил, король Руритании.
В действительности я даже слыхал о том, как эта весть была принята в замке, дня через три после этого, Иоганн, жадный к деньгам, хотя и трепетавший за свою жизнь, нашел случай явиться к нам. Он прислуживал герцогу в ту минуту, как ему сообщили о моей помолвке. Черный Майкл стал еще мрачнее и начал сыпать проклятиями; он, конечно, не мог успокоиться, когда Руперт стал уверять, что я способен довести свои намерения до конца и, повернувшись к Антуанете, поздравил ее с избавлением от опасной соперницы. Рука Майкла схватилась за саблю (рассказывал Иоганн), но Руперт не обратил на это внимания; он даже стал смеяться над Майклом за то, что он возвел на престол Руритании короля, правящего страной лучше своих предшественников. – Кроме того, – сказал он, с многозначительным поклоном в сторону своего разгневанного господина, – дьявол послал принцессе лучшего мужа, чем был предназначен ей небом; клянусь вам, что это правда! – Тут Майкл грубо приказал ему придержать язык и оставить их; но Руперт попросил позволения прежде поцеловать руку Антуанеты и сделал это с видимой любовью, в то время, как Майкл бросал на него бешеные взгляды.
