Виктор Смирнов - Багровые ковыли
Батарейцы захохотали. Это были все здоровые хлопцы, бывшие крестьяне и рабочие, привыкшие таскать литые станины своих тяжелых орудий, и ручищи у них были побольше и потяжелее хорошей котельной кувалды.
– А ну покажь, покажь! Хлопчики, дайте поглядеть!.. Соль, говорит, копал?
– Ну как есть чистый пролетарий!
– Может, на скрипочке играл, а ему соль копали! Ой, боже ж ты мой, живот надорвешь!
– А ну киньте ему на спину мешочек с солью!
– Живодер ты, Кузьма! От него ж мокрое место останется!
– Смешки смешками! – прервал гогот особист Грец. – А только станция Апостолово теперь специальная, и военный груз отсюда идет, и человеческий материал. На то мы тут и поставлены, чтобы вылавливать вот таких солекопателей. Троих уже шлепнули.
Блуждая диким взглядом по лицам незнакомых ему людей, Миронов наконец наткнулся на Кольцова. Присмотрелся, как бы не веря себе, и даже замахал руками, отгоняя напасть. Человек он был по натуре неробкий, о расстрелах наслушался достаточно, и присутствие здесь Кольцова, казалось, напугало его больше, чем угрозы Греца.
– Так это вы… это вы заправляете теперь этими? Вы что же, уже артиллерист? – закричал бывший граф, привставая с мешка. – То вы вскрываете сейфы, то командуете махновцами, то комиссарите, то адъютантствуете… Нет. Прежде чем меня расстреляют, я сойду с ума!
Грец с любопытством прислушивался к этому диалогу. Кольцов рассмеялся.
– А вы тоже, граф. То специализируетесь по замкам, то торгуете Эйфелевой башней, то – вот – добываете соль…
– Граф! – ахнули батарейцы. – Ну и свиданьице.
А до Миронова только сейчас дошло, что встреча с Кольцовым – это его спасение, единственный шанс.
– Послушайте, товарищи! Вот есть товарищ комиссар, он меня хорошо знает. У меня много грехов, только шпионом я никогда не был! Да-да! И я сейчас вам все объясню!
Он встал на телегу, как оратор, и голос его приобрел уверенность. Это уже был прежний Миронов, привыкший выпутываться из любого положения. Главное – чтоб в поведении было никакой политики.
– Когда вы меня, товарищ комиссар, извините, бросили среди степи, помчавшись за своим золотом… Нет, извините, запамятовал. Позже, когда вы меня бросили в Волновахе, я вернулся на своей кляче к Доренгольцу за рулеткой. Что я мог делать у Доренгольца? Правильно! Тем более что у нас была настоящая рулетка. И конечно, он мне проиграл свое имение. Но скажите, вы же видели это сгоревшее имение: зачем оно мне? Что я буду с ним делать? Кто его у меня купит? Но господин Доренгольц, понимаете ли, человек воспитанный и честный, он знает, что такое рулеточный долг – это святое. У него была коробочка иголок. Вы сами понимаете, что такое в наше время коробочка иголок – тысяча штук. Боюсь, это дороже всех ваших пушек, вместе взятых. Я ехал с этой коробочкой за пазухой и чувствовал себя богатым человеком. Мне нужно было именно в Одессу, где иголки ценятся даже дороже золота. Но я не доехал до Одессы. Проклятое любопытство! Я почему-то оказался в Александровске и там встретил бывшего хозяина местного Товарищества российско-американской резиновой мануфактуры «Днепровский треугольник». Теперь, правда, он сторож дровяного склада. А на складе у него оказались припрятанными восемьсот пар галош. Он согласился поменяться. Восемьсот пар галош – это, как вы понимаете, не тысяча иголок. Это состояние. Проклятая жадность! Знаете, одно дело – прятать иголки, другое – галоши! Я проехал только полсотни верст и понял, что галош до Одессы не довезу. Их отберут у меня вместе с жизнью. И тут, на мое счастье, я встретил возчиков соли, этих современных чумаков…
Миронов вытер вспотевший лоб. Он говорил длинную речь, стоя на телеге, как записной оратор-комиссар. Его внимательно слушали, особенно Грец.
– Ну вы знаете, что такое сегодня соль. Разве может она идти хоть в какое-то сравнение с галошами! Это уже настоящие сокровища графа Монте-Кристо! Вы, конечно, догадываетесь! Да, я поменял галоши на повозку с волами и семью мешками соли – лошадь столько не потянет. И я поехал по немецким колониям, где за соль можно получить настоящие червонцы или, на крайний случай, даже немецкие марки.
– Зачем? – спросил Грец.
– Как – зачем? Чтобы уехать туда, где людей не хватают каждый день и не ставят к стенке. Мне надоели эти стенки, тем более что приличных стенок, в сущности, и нет. Обещают стенку, а ведут расстреливать в чистое поле, над которым кружат стервятники. Меня уже трижды расстреливали: махновцы, врангелевцы и еще какие-то, они почему-то не представились!.. Так вот, я не хочу валяться в чистом поле с выклеванными глазами. Не для того мне дан Богом и судьбой талант, чтобы валяться мертвым в степи!
– Поваляешься еще! – пообещал Грец, взглянув в сторону Кольцова: он казался несколько растерянным и ожидал дальнейшего развития событий.
– Жаль мне вас, Юрий Александрович, – сказал Павел. – Но мы тоже совершим с вами мену. Заберем волов и соль, которые нам очень пригодятся, а вам за то даруем жизнь и свободу… Мне кажется, вполне равнозначная мена!
– Как – свободу? – воскликнул Грец, щуря глаза.
Миронов тоже казался обескураженным и даже огорченным. Иметь иголки, галоши, соль – несусветные ценности, и в конце концов получить взамен такую эфемерную, такую нестойкую вещь, как свобода. Лишиться даже повозки с тягловой силой…
– Этот человек оказал нам несколько важных услуг, о которых я не хочу распространяться, – сказал Павел главным образом Грецу. – Мы дадим ему справку с печатью, с ней он доберется до Одессы. А дальше – его дело.
– Без денег в Одессу? – усмехнулся Миронов. – Это все равно что в море без шлюпки. Одесса почему-то не признает граждан без денег.
– Контра! – сказал кто-то из пушкарей. – Про что болтает? Или не знает, что деньги в Республике вот-вот отменят?
Грец одобрительно крякнул.
– Но не в Одессе, – заметил «граф».
– А вы продайте одесситам Эйфелеву башню, – посоветовал Кольцов.
– Увы! Уже давно продал! И обязался поставить ее на Биржевой площади!..
Теперь речь Миронова вызывала смех, на что он, видимо, и рассчитывал. Смеющиеся люди не расстреливают.
– Ну вот что! – сказал Кольцов. – Нам некогда слушать байки. Грец, выдайте ему справку о том, что этот… э-э… товарищ Миронов оказал содействие в снабжении нашей воинской части… и расписку в получении волов и соли.
– Вы что же, действительно хотите его отпустить? – спросил Грец с угрозой. – Вы всех задержанных собираетесь отпускать? Это у вас правило такое? Ну-ну!..
– Вы получили приказ? Выполняйте! – строго сказал Кольцов, и Грец понял, что время пререканий кончилось.
– Слушаюсь.
Грец насупился, стал писать справку. У него у единственного была печать. Несомненно, он хотел довезти Миронова до штаба Правобережной группы как живое свидетельство собственной бдительности. И опять этот странный чекист Кольцов встал на его пути. И не подчиниться нельзя. Грец помнил, как в свое время ему досталось за самоуправство на дороге к Мелитополю, и в результате он оказался на этой зачуханной станции, вместо того чтобы работать в Штаарме. Ладно, Кольцов, еще не вечер!
