Александр Майборода - Последняя амазонка
Дубыня перебил ее:
— Как это — не имеет значения? Ты беременна моим ребенком, и это важно.
— Если родится мальчик, то, как только ему исполнится три года, я отдам его тебе, — смущенно проговорила Величка.
— А если девочка? — спросил Дубыня.
— А если девочка, то она станет амазонкой, — сказала Величка.
— То есть ты хочешь, чтобы и она стала несчастной?
— Нет.
— Я не хочу, чтобы мой ребенок рос без отца или без матери! Ты меня любишь?
— Да…
— Тогда ты должна стать моей женой!
— Это невозможно! Дубыня также стал одеваться. Одевались они молча, не глядя друг на друга. Казалось, они поссорились навечно.
Одевшись, Величка вышла из шалаша и направилась к лошади. Дубыня последовал за ней.
Он помог Величке сесть на лошадь. Она собралась уезжать, но Дубыня придержал ее за руку.
— Когда ждать тебя?
— Мы с тобой больше никогда не увидимся.
— Никогда?
— Никогда!
— Ты этого хочешь?
— Да, я хочу этого!
— Ты лжешь! Но я люблю тебя, а потому пусть все будет так, как ты хочешь.
Дубыня заметил, как на ее глазах блеснула слеза. Он поцеловал руку Велички и сказал:
— Я на все согласен, лишь бы ты была счастлива. У меня к тебе будет лишь одна просьба.
— Я исполню твою просьбу, если только это не просьба уйти к тебе.
— Нет. Я попрошу тебя, чтобы ты приехала завтра сюда и встретилась со мной.
— Зачем? Не лучше ли сразу жало вырвать из раны?
— Я хочу убедиться, что ты не передумала.
— Я не передумаю.
— Ты боишься еще раз увидеть меня?
— Поляницы ничего не боятся. Завтра я приеду в это же время, но не надейся — я повторю, что никогда не выйду за тебя замуж.
— Будь счастлива.
Лошадь заржала и рванула с места.
Глядя вслед Величке, Дубыня тихо проговорил:
— Мы все живем в прошлом, и никому не дано знать, что его ждет завтра.
Глава 30
Дубыня был человеком бесхитростным. Не было у него никакого умысла, когда он получил от Велички отказ выйти за него замуж.
Он знал, что она любит его, а он любит ее, поэтому он просто хотел оттянуть расставание.
Он успел бы вернуться домой до заката. Однако он никак не мог встать и уйти.
В конце концов он дождался прихода сторожей.
Сторожей было двое, и они были полной противоположностью друг другу. Один был невысокий и толстый. Прозвище его было — Хомка. Второй — среднего роста, но рядом со своим приятелем он казался высоким. Прозвище его — Шпак. Шпак потому, что походил на птицу — чернявый и с острым носом. Хомка был старше Шпака, поэтому им командовал.
Хомка и Шпак принесли оружие — луки со стрелами и копья. У каждого за поясом было по топору. Оружие нужно было не для защиты от людей — воров не было, а от зверя.
Увидев Дубыню, сидевшего на дереве, Хомка расплылся в улыбке:
— Кузнец, ты чего же не ушел домой?
Дубыня махнул рукой:
— Не хочу.
Хомка обратил внимание на расстроенный вид Дубыни. Он знал, что Дубыня избрал его шалаш для встреч с амазонкой, поэтому предположил:
— Твоя поляница сегодня не пришла?
— Пришла.
Хомка подтолкнул Шпака:
— Шпак, не стой, раззявив рот! Лучше займись костром.
— Успеется, — отрезал Шпак, которому хотелось услышать рассказ Дубыни.
— Не успеется! — сказал Хомка. — Скоро стемнеет и будешь дрова собирать по темноте. А в темноте запросто на змеюку нарваться. Я не хочу, чтобы ты сдох. Так что иди!
Шпак положил суму и лук на землю, вынул топор и отправился в кусты за хворостом.
Хомка присел рядом и задал вопрос:
— Так что случилось?
Дубыня вздохнул:
— Позвал ее замуж…
— А она дала отказ?
— Да. А как ты догадался?
— Ну, так это же известный обычай поляниц — они никогда не выходят замуж, — сказал Хомка. Немного подумал, поглядел задумчиво на Дубыню и добавил: — Почти никогда.
Дубыня ухватился за последние слова.
— Почему — «почти никогда»? А что, разве бывали случаи, когда амазонки выходили замуж?
— Бывали, — подтвердил Хомка.
Снова бросил изучающий взгляд на Дубыню и после секундного размышления поинтересовался:
— Ты мать свою помнишь?
— Нет. Она умерла, когда я еще был маленький, — сказал Дубыня. — А какое это имеет отношение к делу?
— Ну да, никакого, — сказал Хомка.
Их разговор прервал подошедший Шпак. Он с грохотом свалил вязанку сухих дров на землю и принялся укладывать дрова в круг, выложенный из камней рядом с шалашом. В каменном кольце было полно золы.
Под горку дров Шпак сунул сухой травы и стукнул кремнем — искры полетели в разные стороны.
— Ты только шалаш не подпали, — сказал Хомка.
— Не подпалю. Не в первый же раз огонь разжигаю, — огрызнулся Шпак.
— Так что, бывали случаи, когда поляницы выходили замуж? — задал вопрос Дубыня.
— А как же! В посаде да и в слободе есть…
— Это старые, а я о молодых, — перебил его Дубыня.
— Был случай, когда и молодая ушла, — молвил Хомка и обратился к Шпаку, который после того, как разжег огонь, начал прилаживать над ним прутья винограда с мясом. — Шпак, у Нажира, рыбака, жена же из поляниц?
— Из поляниц. Он ее еще в молодости украл.
— Как «украл»? Разве поляницы такое допустить могут?
— Ну, насчет того, что «украл», слишком громко сказано, она сама захотела уйти, а ей препятствовать не стали, — заметил Шпак и с недоумением поинтересовался: — А чего Нажир? Твоя…
Хомка перебил его:
— Шпак, ты иногда думай, прежде чем что-то сказать!
— А что я? — начал оправдываться Шпак.
— Ничего! Просто не суй нос не в свои дела, особенно когда они тебя не касаются.
— Да он…
— Тебя это не касается!
Шпак обиженно засопел и принялся ворошить золу прутом.
— Значит, Величку можно украсть, — пробормотал в задумчивости Дубыня, не обращая внимания на очередную ссору приятелей.
— Эй-эй! — спохватился Хомка, — ты о ком ведешь речь?
— О Величке, — сказал Дубыня.
— Это та, что среди амазонок одна из первых?
— Ну, да. Она подруга царевны Божаны.
— О боги! Лучше выбрось эту затею из своей головы!
— Но Нажир же…
Хомка перебил:
— У Нажира женка была из рядовых, а твоя Величка — первая! Они не позволят, чтобы кто-то украл первую дружинницу, чтобы взять ее в жены. Это все равно что украсть саму царицу.
— Но если она согласится?
— Твоя поляница из первых, а потому никогда не согласится.
Перекусив, Хомка и Шпак взяли оружие и пошли на обход виноградника.
Дубыня сходил к копне и принес новую охапку соломы. Солому бросил на землю недалеко от костра. Подкинул в костер веток и лег в солому на спину, закинув руки за голову. Он глядел прямо в небо, которое уже окончательно потемнело и покрылось россыпью звезд.