Собиратель Сухоруков - Василий Кленин
Однако, дальнейшие упражнения прервал горец.
— Глупости енто! — махнул он рукой. — Так ведь всё не заупомнишь. Этих звуков — множество!
— Думаешь? — усмехнулся я.
— Конечно! Мы жеж постоянно какие-то звуки звУчим! Их может быть все восемь тысяч! И в кажном слове — по многу звуков. Зачем их все рисовать, когда можно одним знаком! — и Ннака гордо показал нам свою бухгалтерскую кожу.
— Вотож! Надо мне зарисоватьмешок с маисом — я рисую мешок! И всё жеж распонятно, володыко! — улыбнулся своим жабьим ртом горец.
Ну, давай поиграем! Конечно, можно сразу перевести предмет спора на абстрактные понятия, но я решил загнать своего казначея в угол постепенно.
— А как понять, с маисом этот мешок или с фасолью?
— Також… Ну… А! Пририсую рядом с мешком початок — значить, мешок с маисом. А туточь — стручок! Стало быть — фасоль! А?! Съел, володыко? — вконец охамел раззадорившийся горец.
— А вот головы воска как нарисуешь?
— Проще простоватого! Голова — шар. Рисуем кружочек — на те голову воска!
— А чем она от головы соли отличается? — расставленная мной ловушка захлопнулась!
— Чем-чем… — Ннака запыхтел недовольно. — Нутко… А пчелку в круге нарисую — значить воск!
— А соль как распознать тогда?
— А раз пчелки нет — то тож соль и есть! — уже заорал на меня побагровевший казначей.
Я расхохотался.
— Молодец, Ннака! Уел владыку!
Конечно, я не китаец. Конечно, мне буквы Ночки кажутся более перспективным письмом, нежели пиктограммы-иероглифы Мяса. Но надо поощрить обоих. Я ведь не раз задумывался над тем, как ввести письменность среди четлан. Потому что жизнь усложнялась ежедневно. И я не мог за всем уследить. Приходилось детально инструктировать каждого исполнителя, а потом проверять: всё ли сделали? А ведь было еще Крыло, где у меня были свои «проекты». Посылал гонцов, которые заучивали приказы слово в слово (хорошо еще, что у дикарей память отличная), а потом передавали отчеты, как могли. Поломанный телефон. Насколько проще было бы с письменностью! Тем более, бумага есть, тушь тоже… почти есть.
И у меня есть готовая письменность — моя родная кириллица. Но подойдет ли она под язык четлан? И вообще! Воспримут ли эти варвары принцип фонетической записи? Я очень сомневался. До сегодняшнего дня. Ночка открыла такую возможность. Правда, Ннака тут же предложил другую.
«Пусть попытаются реализовать обе, — решил я. — Та, что приживется — и будет четланской письменностью. По законам естественного отбора. А я уж подстроюсь».
Потому велел Ннаке выделить девушке несколько писчих кож, чтобы она искала звуки и придумывала, как их «зарисовать». А самому казначею велел на отдельном лоскуте записывать свои знаки. Рано или поздно оцколи упрется в потребность записать абстрактные понятия — посмотрим, как он выкрутится.
— А теперь оба — отстали от меня! — грозно свел я брови. — Мне свое дело доделать надо.
Доделал я его быстро, а вот решение так и не принял. Тушь на рыбьем клее была послана отдыхать. Масляная краска показала себя лучше с высокой концентрацией сажи, а на древесном соке — наоборот, разведенная. Первая хорошо впитывалась в бумагу и не отшелушивалась, а вторая была сочнее и лучше держала форму, не растекалась.
«Черт его знает, что лучше! — мучился я. — Может, завтра три ингредиента смешать?»
Правда, ингредиентов не было, всё ушло на опытные образцы. Надо будет завтра заказать Ночке еще сажи, а Сыну Обезьяны — клейкого сока.
Я отложил тестовый листок бумаги и придвинул к себе другой. Хаотично исписанный и нещадно исчерканный. Главная моя головная боль. Уникальный, мать его, товар! Уже не раз я его забрасывал в дальний угол своей спальни, но доставал снова и снова.
Вот и сейчас. Кажется, меня ждал редкий спокойный вечер, так отчего бы его не убить очередными бесплодными поисками «святого грааля».
Редкий — потому что в последнее время несносный «прынц» стал лишать меня покоя. Шикальиеци загорелся. Новым статусом, новым делом. Тем более, что у него сносно получалось. Внезапный успех, возможность командовать людьми разгорячили юную кровь. Жажда поднять свою значимость распространилась и на его работу. Кровавая Чаша проникся убеждением, что он делает самое важное в Излучном дело. А потому всё, что важно для него — важно для всех. И, поскольку он жил неподалеку от меня, то имел возможность капать мне на мозги чаще, чем прочие «бригадиры». Чем и пользовался с извращённым удовольствием. Он требовал людей, требовал ресурсов… просто требовал к себе внимания. И постоянно стремился тыкнуть меня носом в мои, якобы, недоработки. Я поначалу совершил ошибку: обрадовался его увлеченности, решил поддержать. Даже дал «прынцу» вторую пятерку проданных, сняв их с других работ. Выделил ему «бюджет» — недельную норму маиса, на которую он сам обеспечивал работников питанием, а на излишки мог нанимать местных для своих работ. Шикальиеци начал морить своих людей голодом, но нанял еще целую ораву безродов и Колибри — работа поперла! И всё равно мой рьяный аманат выедал мне мозг новыми и новыми просьбами.
А сегодня его нет. Стражи сообщили, что на радостях от новой жизни, Шикальиеци себе даже подружку завел — в южных безродских трущобах. И некоторые вечера проводил там. Видимо, зов мудей потянул его туда и сегодня.
Подарив мне тихий вечер. А значит — «уникальный товар»…
Минут пять я тупо пялился на листок бумаги. Затем бросил уголек, сжал левой рукой свою подвеску с золотым змеем и маленькой черной соловушкой.
«Помоги!»
«Говно-вопрос! — по-хабальски беспардонно ответил на молитву мой непутевый персональный бог. — Об чем, сиротинушка плачешь?»
Я проигнорировал хамство. Что тут поделаешь: какая паства, такой и бог. Объяснил Желтому Червяку суть проблемы. Набросал уже рожденные варианты. Посетовал, что не придумал ничего лучше тонкостенной керамики на гончарном круге… которую еще нужно научиться делать.
«И впрямь негусто… Может, тебе обратиться к опыту твоих земляков?»
«Это каких таких?»
«Ну, ясно каких: конквистадоров, землепроходцев, трапперов, джентльменов в пробковых шлемах, — язвил Золотой Змей. — Что вы там беднягам дикарям впаривали?»
Я задумался.
«По традиции считается, что всякую фигню, — приготовился загибать пальцы. — Русские сибирякам за шкурки ножи предлагали, водочкой спаивали. От англичан мне только одеяла с оспой запомнились. Испанцы… Ну, тоже бубуйня: зеркальца, бусики».
«И что? Всё не то?»
«Ну… да. За железные ножи я сам мать родную продам… Местную, конечно. Водку сделать не смогу, не знаю, как
