Поль Феваль - Лондонские тайны
Весь gentle folk восхищался, читая например в «Таймсе» известие такого рода:
«Вчерашний день, благородный граф В… М… совершая поездку в лодке по Темзе, узнал в одном из гребцов своего брата, сэра Б… А.
Мы слышали, что граф закрыл лицо, чтобы не видеть родного брата и приказал тотчас же плыть к берегу.
Как чуден век, в котором мы живем…», и прочее и прочее. Или:
«В прошедшее воскресенье, в туманный, холодный вечер, несколько прохожих видели сэра Б… Л… распростертого на каменных, холодных плитах крыльца своего брата, графа В… M. Люди, которым мы имеем основание верить, говорят, что граф отдал приказ своим слугам выгнать своего несчастного брата», и так далее.
Могучий, сильный лорд не смел никуда показать носа. Он гулял лишь по пустынным местам, где надеялся не видеть своего мучителя. Но Бриан, казалось, со всеми был в заговоре. Граф всюду встречал его холодное, насмехающееся лицо. Бриан, напротив, был даже модным человеком, его принимали во всяком доме, его всюду звали.
Глава двадцать шестая
EXCENTRIC-MAN***)
Занавес падал во второй раз, когда Бриан Ленчестер появился в зале в платье продавца пирожков. Весь театр глухо заговорил. Слышался сдержанный смех;
— Купите, господа, купите! — покрикивал Бриан, расхаживая между рядами кресел. — Покупайте пирожки и конфеты, угощайте ваших дам!
Покупали лишь те, кто не знал Бриана и не понимал его поступков. Вот он приблизился к «адской ложе», оттуда полились громкие «браво» и рукоплескания. Бриан еще раз монотонно, не улыбнувшись, повторил свою просьбу. Молодые люди кинулись покупать, и ящик Бриана опустел бы в ту же минуту, если б он не закрыл его и не сказал:
— Довольно, довольно, мои господа, надо ведь оставить что-нибудь для тех… — И сказав это, он повернулся к ложе графа Вейт-Манора, не подозревавшего бурю, готовую разразиться над его головой.
— Прелесть что такое, чудо! — картавил Лантюр-Люс. — Точь в точь как в Париже продают лакомства, только гризеткам! Прелесть, очарование! Жаль только, что я не могу видеть, как вы пойдете к тем ложам. У меня кто-то срезал лорнетку!
Молодой французик еще трещал, когда Бриан уже подходил к ложам. Везде смеялись, когда он появлялся. Все время, как он проходил, все любопытно и поощрительно следили за ним, так что когда он подошел к ложе Вейт-Манора, тысячи взоров впились в братьев.
— Что они, черт бы их драл, таращут глаза на этого шелопая в белом фартуке? — говорил капитан мистрисс Борнет.
— Не хотите ли вы запретить им смотреть? — сердито отвечала хозяйка корчмы. — Разве вы не видите, что все кавалеры покупают конфеты дамам, а вы хоть и обещали, да не покупаете апельсина.
— Ну хорошо, хорошо, прелестная Дороти, клянусь всеми чертями, вы…
— Что я?
Капитан съел дюжину ругательств и промолчал.
Бриан Ленчестер остановился перед роскошной ложей Вейт-Манора. Он молча постоял с полминуты, думая, что одно его присутствие обратит на него внимание брата. Но граф сидел скучный, полусонный, с закрытыми глазами, и дремал.
Бриан поднял ящик и постучался. Граф нетерпеливо взглянул вниз, и, когда взгляд его упал на Бриана, затрепетал. Лицо его стало зелено, в мертвых глазах зажглась жизнь и губы задрожали.
Водворилась глубокая тишина.
— Милорд, брат мой! — ясно и звучно сказал Бриан.
— Купите немного конфет у сына отца вашего, чтобы он мог купить себе хлеба!
Из «адской ложи» опять понеслись рукоплескания. Весь партер последовал за нею, а в райке зрители, не зная ради чего, стали кричать: «браво»! Педди, в простоте своей, зарычал своим грубым голосом:
— Ай да ловко!
Лорд Вейт-Манор, из-за которого происходил весь шум и на которого рушились все эти насмешки, был неподвижен.
— Ну что же милорд, брат мой? — продолжал Ленчестер.
Все притихли, слышен был лишь гнусливый голос Лантюр-Люса, говоривший:
— Ей Богу, мои дорогие, я дорого бы дал за лорнет — не шутя!
Граф ничего не сказал, с ненавистью взглянул на брата и опустил завесы ложи.
В это время внизу, в райке, поднялся шум. Был десятый час время, когда можно войти в театр, заплатив лишь полцены.
Бриан, воспользовавшись суматохой, удалился и через несколько времени появился опять в своем модном костюме. Шум почти утих, как вдруг из одной ложи первого яруса послышался женский крик, крик страха и ужаса… Все взоры, устремленные на графа, переменили свое направление в другую сторону.
В ложе герцога I*** леди Б*** бросилась с ужасом к двери ложи, где показалось бледное, кроткое лицо Тирреля, которого свет знал под именем Эдмонда Маккензи.
Глава двадцать седьмая
МРАЧНАЯ ЛОЖА
В середине второго акта, в фойе, расхаживал молодой человек, одетый по последней моде и как видно старавшийся подражать приемам светских молодых людей. Он не выпускал изо рта зубного перышка, глядел всем в глаза, кашлял, сморкался. Но никто не обращал на него внимания, хотя у него в петлице виднелась желтая ленточка.
Снэль не хотел более ждать, его так и тянуло в корчму, где веселилась прелестная Медж. К тому же он не мог даже мяукнуть, чтобы хоть немного рассмеяться. Он подошел к буфету и потребовал джину.
— Джину нет!
— Эля!?
— Тоже нет.
Ему подали мороженого. В то время как Снэль разглядывал поданное, не зная как взяться за него, к нему приблизился мужчина и, взяв его за руку, сказал:
— Следуй за мною!
— Что? Как? — протяжно спросил Снэль, задрав голову. — Да известно ли вам с кем имеете вы счастье говорить?
Неизвестный насупил брови, но это ничуть не испугало Снэля.
— Что угодно вам от меня? — продолжал он. — Я вас знать не знаю, ведать не ведаю, черт меня побери! Как выражается почтеннейший капитан О'Крен, мой друг.
— Отъявленный плут! — промолвил неизвестный, улыбаясь Снэлю. — Потом подошел к нему и сказал на ухо: — Ночной джентльмен!
— Давно бы так! — важно ответил Снэль. — А то ведь вы понимаете меня, милорд, не могу же я идти с первым попавшимся, который скажет мне иди за мной!
— Верно, как тебя зовут?
— Снэль, милорд. А вас как?
— Ты хочешь знать мое имя? — улыбнулся незнакомец. — Тебе нет до него дела, пойдем со мной.
Оба покинули фойе, когда был антракт и зрители выходили из залы. Они еле протиснулись сквозь густую толпу и остановились близ ложи, в которой сидели леди Офелия и княгиня Лонгвилль. Незнакомец постучался особенным манером, двери отворились и он впихнул Снэля в ложу. Дверь тотчас же заперли. Ни один луч освещенного зала не проникал в эту ложу.